Я понимал, что связать нож и Линовского будет сложно. Нет доказательств. Однако девочка может быть в опасности.
— Я составлю вам компанию, — улыбнулся я.
— Спасибо, — Тильда наградила меня очень теплой улыбкой, — может быть такое, что ножик у Сапфиры все же отобрали, но лучше убедиться самим.
— Ведите.
Мы только собирались выйти вон из сада, как увидели странное. По открытой галерее, в которую вел выход, пробежали несколько гвардейцев. Один остановился и проговорил что-то одному из тех, двоих, что сторожили вход.
Остался только один, когда второй тоже побежал с остальными.
— Что стряслось? — спросил я, когда мы с Тильдой приблизились.
— Прошу, сохраняйте спокойствие. Внутренние дела дома Фоминых, — холодным тоном проговорил охранник.
— Скажи немедленно, что стряслось? — сказала Тильда приказным тоном.
Помявшись немного, охранник все же ответил:
— С госпожой Сапфирой случилось неладное. Но лекари уже на подходе.
— Вот сука, — выругался я, — что? Что неладное?!
— Внутренние дела дома, — забормотал охранник, но как-то неуверенно.
— Кончай это! — Злобно прошипел я, — я могу помочь! Рассказывай!
Глава 23
— Расступитесь! Что столпились?!
— О предки! Бедное дитя! Что с ней случилось?!
— Лекаря! Лекаря сюда! Проклятье! Где Глашка?!
Энергичным шагом я шел по широкой ясной галерее, протянувшейся на втором этаже, над садом. По правую руку от меня, столь же энергично и решительно, совершенно несвойственно своему образу девы, шла Тильда.
Галерея была наполнена светом, широкими арочными окнами справа, многочисленными картинами слева и людьми. Тут скопилась куча народа: охрана, слуги, дворяне.
Стоял гомон, беспокойные разговоры, перебранка. Громко плакал ребенок, восклицали женщины-служанки.
— Разрешите, — войдя в толпу, я аккуратно принялся сдвигать людей со своего пути, чтобы протиснуться в центр. Тильда двигалась следом.
— Прошу, пропустите! — говорила она за моей спиной.
— Госпожа Тильда? — удивленно шептались служки и охрана и расступались.
Когда мы протиснулись, увидели ее. Девочка, та самая Сапфира, которую я видел в саду, лежала без чувств на руках Дениса Фомина. Он, забыв обо все, сидел на коленях. На лице мужчины выражение — беспокойная маска. Он судорожно шептал что-то девочке, пытаясь ее пробудить.
Над ним стояли другие Фомины, растерянно смотрели на все происходящее. Нянечка, которая также была в саду, прижимала к подолу двух мальчишек, тех самых что играли с Сапфирой. Один стоял с глазами на мокром месте. Другой рыдал и бормотал что-то. Лицо нянечки было покрасневшим и опухшим. Глаза блестели от слез.
Когда появились мы, Денис Фомин поднял глаза, посмотрел на меня, но ничего не сказал. А когда увидел Тильду, то тут же проговорил:
— Девочка, что ты тут делаешь? Возвращайся в зал. Ты должна присутствовать на ритуале, — он перевел взгляд на ребенка. — Черт! Да позовите кто-нибудь лекарку?!
— Дядя… что с ней? — проговорила Тильда вполголоса. Денис не ответил.
Мой взгляд тут же опустился на большой складной нож, лежащий у ног князя, тот самый складной нож. Заметил, что на маленькой ручке девочки краснело пятно свернувшейся крови. Она порезалась. Я опустился к герцогу.
— Она жива, — констатировал я, посмотрев на раздувающиеся ноздри девочки, — дышит.
— Без сознания, — сглотнул Фомин, — привести в чувство ее не выходит!
— Господин! — надо мной возник гвардеец дома, — послали за главой и отцом, госпожи Сапфиры, они вот-вот будут здесь.
— А за лекарем?!
— Тоже.
— А! Черт! Где ее черти носят?!
Видя девочку, что лежала сейчас без чувств, я ощутил неприятную горечь. Нужно было отбросить любые приличия и деликатности в тот момент, там в саду. Выскочить в окно и силой отобрать нож у Сапфиры. Да, я оскорбил бы дитя, и род. Да. Скорее всего, меня попросили бы уйти с Вечера Невест, а любые дела и контакты с Фомиными были бы закрыты навсегда. Девочки, из которых выращивались невесты считались непрекасаемыми для посторонних. Ну и плевать! Девочка зато была бы в порядке!
— Она порезалась, — я поднял складной нож.
— Думаешь, яд? — с ужасом посмотрел на меня Фомин, — моя внучка отравлена?!
— Я не знаю, — горько проговорил я.
— Пропустите! Пропустите! — раздался деловитый голос.
Между дворянских плечей протиснулась лекарка. Та самая полная дама, которая не так давно залечила мою щеку. Одетая в черно-белую униформу, с кожаным саквояжем в руках, она опустилась рядом со мной, деловито положила сумку у своих коленей. А потом посмотрела на меня. Почему-то испуганно. Но ничего не сказала.
— Прошу, разойдитесь! Девочке нужен воздух!
Охрана стала вежливо оттеснять собравшихся подальше, кто-то отошел сам. Даже Тильда отстранилась.
— Граф? — один из гвардейцев положил мне руку на плечо.
— Пусть останется, — проговорил Фомин, — а детей уведите! Их плач меня раздражает!
Быстро двигая полными руками, лекарка стала извлекать из своего кожаного саквояжика какие-то инструменты и флаконы. При этом я прямо чувствовал, как ей неуютно находится рядом со мной. Казалось, она боится наткнуться взглядом даже на мою руку.
А потом она взялась за девочку: осмотрела ранку, просканировала ее ладонью, заглянула в глаза и ротик девочки, которую к тому времени устроили на одеяльце.
— Ну? Что там? — обеспокоенно спросил Фомин, наблюдая, как лекарка прощупывает пульс, и мерит давление девочки, гладя пальцами вены.
— Она, — нахмурилась полная женщина, — спит.
— Спит?
— Да. Простой сон, — пожала плечами лекарка, — угроз жизни нет. Признаков отравления тоже. Дыхание ровное и спокойное. Сердцебиение нормальное для глубокой фазы сна.
Лекарка пропитала ватку нашатырем и дала понюхать девочке. Та даже не поморщилась.
— Не реагирует, — констатировала она.
— Это я вижу! Так в чем дело?! — не выдержал Фомин, срываясь на женщину, — что с моей внучкой?!
— Чары, — я показал всем большой складной нож, — это определенно чары.
Все уставились на меня. Фомин смотрел сосредоточенно и с горечью во взгляде. Осмелилась посмотреть даже лекарка.
— Кажется, теперь не у всех в доме Фоминых проблемы со сном.
— Этот нож, — я взял его в руку обратным хватом, — предназначался не для госпожи Сапфиры.
Уперев острие в лакированную столешницу, я надавил. Клинок щелкнул и почти без сопротивления скрылся в рукояти. Когда я убрал его, на поверхности осталась маленькая точечка.
