Прихожу в себя уже в лифте, который останавливается на этаже нашего отделения. С осознанием, что мы смотрим друг другу в глаза через отражение в зеркале.
- Что-то не так? - поднимает бровь, с вниманием склоняя голову к плечу и изучая меня взглядом.
- С чего Вы взяли?
- Ты слова с утра не сказала.
Рассеянно взмахиваю пальцами.
- Ещё не проснулась.
Выхожу из лифта. Слышу за спиной его шаги.
Мне кажется, что у меня с десяток сердец и каждое бьётся - в груди, шее, голове, животе..
Я вся стучу на повышенной частоте.
- Доброе утро! - встречает нас возле ресепшена Ульяна Карловна.
Ну как - "нас"... На своих шпильках она на голову выше меня и смотрит поверх моей головы. Наверное, прямо в глаза Хасанову.
- Доброе утро, - сухо отвечает Хасанов. - Ир, летучки сегодня не будет.
Я, стараясь не отсвечивать, расписываюсь в журнале.
Встречаюсь взглядом с Ириной Васильевной. По оттенку напряжения на ее лице понимаю, что что-то не так. Но если она молчит, то спрашивать при всех не решаюсь. Просто быстренько забираю свои драгоценные папочки, просматривая последние страницы.
- У нас всё нормально? - спрашивает у Ирины Васильевны Хасанов.
- Вас срочно ждут в хирургии. Потом… - стреляет выразительно она взглядом на Ульяну Карловну.
- Окей, потом разберемся, - хмурится Хасанов. - Таисия Валерьевна...
- Что?
- Хм... Ладно, ничего. Позже.
На моем столе в ординаторской коробочка шоколада ручной работы. Покрутив ставлю на место. Кто?.. Хасанов?
Пытаюсь представить себе это. И почему-то мне скорее рисуется розга и его сжатые недовольно губы. И "пять причин" почему я не ем шоколад в таких количествах. И вообще, меня как Графа и Леру не стоит кормить сладким. Это не обижает нисколько! Скорее - наоборот. Это логика заботы Хасанова. не все попадают под эту радость. И точно не все вывозят. Но это “жест” с признанием ценности.
Итак, шоколад… Не он? Или - он?
Может, кто-то из пациентов? Но за что? Никаких особых успехов у меня нет. Никого не выписали… А вдруг не мне и перепутали столы?
Ставлю обратно.
На обходе замечаю, что одна из кроватей в женской палате пуста и безжизненна. И на ней лежит стопка чистого белья. Кого выписали? Здесь же лежала пациентка Хасанова. Та, которая "смертница". С опухолью.
Забегаю после обхода к Ирине Васильевне, поинтересоваться.
- Карловна ещё вчера вечером выписала... - шепчет мне недовольно. - Наводит здесь свои порядки... Ее и ещё одного пациента.
- Ясно...
- Готовься принимать новеньких.
- Я?!
- А кто? Давид Львович сегодня после трёх приезжает.
Ординаторов разбили на три смены, пока не найдут второго хирурга. Моя - с утра до вечера. Дава - с обеда до ночи, Васильева - в ночь.
- Карловна поставила тебя в ночную смену с Васильевой. А Давида - с Хасановым.
- Класс! - с ужасом обмираю я.
Ассистировать Хасанову - это одно. Он если что точно исправит или сделает за меня. А вчерашнему ординатору… Два неопытных хирурга - это такое себе решение!
- Не паникуй. Я ему скинула новый график… Вряд ли он тебя отдаст.
Ох, не отдавайте меня Руслан Тиранович! Я Ваша навеки.
Прячусь за стойку к Ирине Васильевне , садясь в ее кресло. Стойка высокая, а кресло очень низкое. И когда на нем сидишь, тебя не видно.
Разглядываю ее профиль, потом талию. А Ирина Васильевна то ещё у нас ого-го!... Как не пытается себя обезличить - никакой косметики, волосы всегда под колпаком, очки, строгая бесформенная униформа, - а все равно красивая.
- А сколько Вам лет?
- Восемнадцать... - улыбается, раскладывая таблетки по стаканчикам.
- Я так и думала!
Тоже улыбаюсь.
- Не сильно тебя Тираныч наш дрюкает?
- Нормально...
- Ирина, - слышу голос Ульяны Карловны. - А где Зотова?
- В лабораторию побежала... - опережая, отмазывает меня Ир Васильевна. - Что-то передать?
- Пусть вещи свои из кабинета моего заберёт, - недовольно. - Для их хранения есть ординаторская.
Удаляющийся стук каблуков.
- Какие вещи? - растерянно шепчу я.
- Хасанов тебе вчера заказал со склада личный тонометр, стетофонендоскоп и ещё кое-что. Видимо, принесли.
Ой... Приятно как! Я хожу с дежурным старым комплектом. А тут - свой! Новенький!
- Пойду, заберу!
- Сиди... Пусть Хасанов сам вручит.
Хасанов влетает в отделение как ураган, в слегка окровавленном хирургическом халате, швыряет перчатки не глядя в ведро, на ходу срывает халат, отправляет туда же. Бросив на нас испепеляющий взгляд, залетает в кабинет.
- Что мы сделали? - кошусь на Ирину Васильевну.
- Тьфу-тьфу! Это рикошет.
Ирина Васильевна тянет меня к двери, вставая рядом.
- Не хорошо подслушивать! - пытаюсь сопротивляться я.
- Тише... - строго шикает на меня.
Хасанов лютует!
- Это мои пациенты, понимаешь? Мои. Они моя собственность, если угодно! Боженька здесь я. И только я решаю, кого в моем отделении выписывать, кого оперировать, когда это делать или не делать! Решаю на основании осведомленности и компетенции. В силу той ответственности, что на меня возложена!
Я вся съеживаюсь от его ледяного и горячего одновременно тона. Мне и от рикошета больно так, что хочется скорее смыться под лавку!
- Руслан... Ну что ты завелся? Я все сделала согласно протоколу.
- Протокол здесь тоже я! Ты захотела мою должность - пожалуйста! Статус тебе нужен - ради Бога! Занимайся этим! Пиши статьи! Пили бюджет! Нагибай персонал! К пациентам не подходить без моего разрешения на пушечный выстрел!
- Да что случилось?! Пациентка неоперабельна! У нее нет никаких оснований здесь находиться. Я все сделала правильно.
- Не надо здесь у меня делать правильно. У меня здесь все неправильно! У меня так, как необходимо. Ничего не шевелить! Не кантовать!
- Они занимают места!
- Если ты хочешь решать кем тут будут заняты места, оперируй сама.
- Это ультиматум?
- Ты здесь помогать?! Так вот ты НЕ помогла.
- А лучше бы было, чтобы она умерла здесь? Руслан... Ну что ты как мальчишка?
- Да!! - рявкает он. - Она подписала документы на донорство после смерти. Гомографтные сосуды! Для Миловановой! Мы так договорились. Я ее обезболиваю, она становится донором. А сейчас всё! Момент потерян. Милована осталась без донора.
