Сжимаю его пальцы в благодарность за поддержку. Лицо мамы возмущённо застывает.
—Я хотела поговорить с тобой позавчера, мам. Когда нам нужна была помощь и поддержка. Но у тебя не нашлось для меня ни времени, ни понимания.
—Не при посторонних, Виктория.
—А здесь нет посторонних!
Стеф обнимает меня за плечи, притягивая ближе.
—И всё-таки удели мне полчаса, милая,— с улыбкой, но глаза ледяные.
—Здесь есть кофейня в соседнем доме,— подсказывает мне Стеф.
—Погуляешь пока с Илюшкой?
—Без проблем. А хочешь, пойдём с тобой?
А вот…
—Хочу!
Стеф усаживает на диван Илью и приносит ему сладкое меню.
Мы присаживаемся с мамой за соседний столик. Молча смотрим друг на друга, пока нам делают кофе. В её взгляде нарастает пренебрежение. В детстве меня можно было пытать этим взглядом. Но давно уже выработался иммунитет.
—С коньяком, пожалуйста,— уточняет мама, поднимая руку и изящно изгибая пальцы, чтобы привлечь внимание баристы. И меня корёжит от этого пафосного жеста. Наверное, я дошла до стадии острой аллергии на всё, что ассоциируется у меня с моей жизнью.
С коньяком? Качаю осуждающе головой.
—Ты же за рулём.
—А ты замужем!— шипит она гневно, срываясь на эмоции.
—А я развожусь.
—Вика…— машет она на покрасневшее лицо руками.— Ты сошла с ума?
—Нет, я в себе.
—Посмотри на себя! Я и не узнала тебя сразу. Ты что, в деревне на покосе?
Устало закрываю глаза.
—Это всё, что ты хотела сказать?
—Кто этот… мужчина?— вздрагивают её губы.
—Он представился.
—Хватит! Ты понимаешь, о чём я спрашиваю! Кто он тебе?
—Когда вы с папой проигнорировали мою просьбу о помощи, он на неё отозвался.
Что ещё о нём ты хочешь знать?
—Никто не игнорировал! Ты бросила трубку! Я пыталась помочь!
—Всё, мам!
—Борис был у нас. Рассказал про твою шизу: ты придумала, что он намеренно хотел навредить сыну и сбежала, украв ребёнка! Ты в точно в себе?
—Я ничего не придумала. Допусти мысль, что это правда. Что тогда?
—Это чушь! Борис любит сына! Он заботится о нём как никто другой. Он замечательный отец!
Илья закатывается от смеха за соседним столиком.
—Мам… а ты слышала, чтобы Илюшка хоть раз смеялся рядом с отцом?
—При чём здесь это? Борис не клоун!— бросает недовольный взгляд на кроссовки Стефа.
—А при том, что альтернативная версия заботы мне больше импонирует. И Илье тоже!
—Виктория… ты позоришь нашу семью.
—Я прямо ждала этих слов. Наверное. Но вам придётся принять моё решение, мам.
—У отца выборы! Как ты можешь так поступать с ним?
—Мне очень жаль,— опускаю взгляд.
—Если пресса пронюхает, что ты при живом муже живёшь у какого-то… нищего плебея… дешёвого плейбоя!!— оглядывает крепкие плечи Стефа.
—До свидания,— встаю я.
—Сядь!
Сопротивляться агрессивному командному тону так же спокойно, как реагировать на осуждение, я ещё, видимо, не могу. Плюхаюсь обратно на диванчик. Мама нервно выпивает полкружки кофе залпом. Так же, как пьёт обычно крепкий алкоголь.
—Я поговорила с отцом. Ты можешь переехать к нам, пока всё не наладится.
—Спасибо.
—Забери Илью и поехали.
—Неточно выразилась. Спасибо, но нет.
—Послушай меня, милая,— сжимает мою кисть.— Заканчивай этот позорный детский протест и поговори с мужем. Он готов… выслушать все твои претензии.
—Спасибо!— зло и холодно улыбаюсь я.— Но тоже — нет. Поздно. Я живу с другим мужчиной, мам. Полноценно. Пути обратно нет.
—Господи, какой позор…— сделав трагичное лицо, отворачивается к окну. И, вдохнув поглубже, заговорщицки снижает голос: — Об этом никто не узнает, милая…
Мы никому не скажем. Вернись… Борис не задаст тебе таких вопросов, чтобы сохранить семью. Я уверена!
—Дело в том, что я больше этого не стыжусь. Мне, наконец-то, хорошо. Я чувствую, как меня любят.
—Этот… Державин, кажется?— уже всё поведали про него!— Он не пара тебе.
—Его зовут Степан. Он детский врач. И прекрасный человек.
Раздражённо отмахивается.
—Врач… У него была подростковая судимость за драку, ты в курсе?
—Парни иногда дерутся, мам, я этот факт переживу.
—А мы с отцом — нет! Наверняка ему нужно что-то от отца, вот он и приклеился, чтобы влиться в семью! Ты же знаешь… альфонсы всегда ищут таких дур, как ты, и кружат им голову. Посмотри на него. Это же очевидно, что альфонс.
—То есть я настолько убогая, что просто так мужчина не может в меня влюбиться?
Только в возможности моего отца?!
—Женщины переоценивают значение своей внешности!
—Ты мне это говоришь? Да ты же на ней помешана!
—Это поддерживает статус отца! Я слежу за собой, потому что я — идеальная жена. Но поверь мне, осознаю, что этой монетой мужчину не купить.
—Купить, продать… Тошно! Это все сплетни и доводы? Мы можем ехать? У нас дела.
—Опомнись… Отец рвёт и мечет!
—Передай ему, что я… прошу прощения, что не так идеальна, чтобы войти в его предвыборную. Но я наконец счастлива и верю, что он найдёт в себе немного любви ко мне, чтобы простить это.
Встаю и показательно пересаживаюсь за стол к своим мужчинам, оставляя маму одну. Высказать я всё высказала, но чувствую себя и близко не так уверенно, как держалась. Меня всю колотит. От обиды, что мама не понимает. И от страха, что это только начало! Отыскиваю внимательный взгляд Стефа.
—Я люблю тебя, Ягода. Всё хорошо.
—Поехали…— хватаясь рукой за горло, беззвучно умоляю его.
Мои руки дрожат. Стеф набирает в ложку мороженого. Подносит к моим губам.
—Клубничное…— подмигивает.
На автомате обхватываю ложку губами и проглатываю, не чувствуя вкуса. Мне кажется, он намеренно дразнит сидящую за соседним столиком маму. Осуждающе рассматривающую нас.
—А почему бабушка не идёт? Ой… Марина,— поправляется Илюшка, ища у меня взглядом пояснения: «свой» Стеф или нет. И можно ли при нём называть бабушку «бабушкой». Или нужно Мариной.
—Господи…— закрываю я глаза.— Это какой-то фарс.
—Ты про что?— тяжелеет взгляд Стефа.— Про нас?
