Эта двусмысленная поза меня очень смутила. Но Даня не торопился вставать.
— Ты всё-таки дура, Кострова, — сказал он с хрипотцой в голосе мне в губы, как-то странно к ним приближаясь, словно желал понюхать их или разглядеть чёрточки. — Я же тебе кричал, как надо спускаться… А ты… Не слышала… ничего.
Это было обидно услышать. Я как будто даже очнулась от странного оцепенения из-за близости Дани.
— Может, ты всё-таки встанешь с меня? — спросила я, снова куда-то провалившись во взгляде его карих глаз. А у него есть зелёные прожилки на радужке…
— Тебе надо — ты и вставай, — ответил он и потянулся сам к моим губам.
Кислород словно перестал поступать в лёгкие, сердце стало отбивать такую дробь в груди, что мне аж плохо стало. Я отвернула от него голову, не давая себя поцеловать, и хватала ртом воздух. Он замер возле моего уха.
Лицо парня стало тут же суровым. Желваки так и ходили ходуном, я видела, когда осторожно повернулась к нему. Он вскочил на ноги, бросив меня валяться на матах дальше, молча развернулся и ушёл в мужскую раздевалку.
Я села и мелко дрожала. Что это было?
30.
Он хотел меня поцеловать? Меня? Я что — сплю? Просто так хотел поцелуя? Не в качестве игры какой-то, не как ещё одно дурацкое желание?
Его глаза красноречивее слов говорили, что хотел.
Но зачем? Как такое возможно?
Я же Бэмби, тормоз, рохля или как там он ещё меня называл…
Для чего ему целовать такую?
Неужели вопреки его словам в душе он испытывает нечто совершенно противоположное?
Ведь мы не имеем желания поцеловать того, кто нам не нравится…
Значит, я ему…
Да нет, глупости какие-то! Я даже потрясла головой, чтобы прогнать эту чушь из мыслей.
Такого точно быть не может. Не знаю, что задумал Бодров, но поцелуев после всего этого я с ним не хочу.
Точнее… Хочу. Стыдно себе в этом признаваться, но хочу.
Только не дамся. Такому как он — нет.
Пусть сначала научиться разговаривать нормально и перестанет глумиться, извинится за всё, что уже успел натворить, и тогда, может быть, я и подумаю, ответить ли ему.
Ишь какой! Не дождёшься ты, Бодров!
Но от мысли, что Даня хотел поцелуя, и уже не в первый раз, меня бросало в дрожь снова и снова.
Кое-как я собралась, заставила себя встать с матов и отправиться переодеваться.
Нужно постараться забыть об этом и отвлечься. Поеду домой, пообедаю, может быть, позвоню однокласснице из прошлой моей школы Юльке и позову её в парк на колесо обозрения. Куплю себе там сладкой ваты и заем эту дурацкую горечь в груди. Не знаю, когда Даня ушёл, но даже когда я пришла в себя и переоделась в женской раздевалке, то не встретилась с ним в зале, чему была очень рада. Даже и не знала, как встретиться с ним после этого всего…
Я с облегчением вздохнула, когда поняла, что в зале пусто, и без препятствий вышла.
По пути до самого дома из школы мне тоже не встретился никто особенный.
Пока ехала в автобусе всё думала о том, что произошло. Руки дрожали от воспоминаний. Как будто его тепло, запах, лицо, всё ещё были рядом.
И поделиться не с кем, что я им расскажу?
Надо мной прикалывается один парень, мне обидно, но при этом он мне всё равно почему-то нравится и я хочу, чтобы он меня поцеловал?
Глупость же. Лучше уж молчать… Я и сама до конца не понимала, что происходит и что творится в моей душе.
Дед встретил меня, накормил обедом. Расспрашивал всё о школе.
— Как день прошёл?
— Нормально, — ответила я, убирая за собой посуду. — Спасибо тебе за суп.
— Да на здоровье. Как ты с материалом новым дружишь? Справляешься? Тяжело, наверное, привыкать.
— Уже привыкаю, — ответила я, натирая мыльной губкой тарелки в раковине. Конечно, мне было непросто, но куда деваться. Привыкну рано или поздно. Это, как оказалось, не самое сложное в новом учебном году выпускного класса. Сложнее ЕГЭ оказался один мерзкий мажор… Мерзкий красивый мажор, которого терпеть ещё много месяцев. — Не беспокойся, всё будет отлично.
— Я буду очень рад, — улыбнулся мне дедушка, помогая мне убрать со стола. — Просто переживаю за тебя.
— Не стоит, всё нормально, — убеждала я его. Оставалось ещё самой в это поверить.
— Но ты какая-то… — вгляделся в меня дедушка. — Как расстроенная, что ли…
Заметил-таки моё состояние. Ещё бы, от меня нервами фонило, наверное, за километр…
— Да так, мелкие неурядицы, — ответила я. — Дело житейское.
— Может, я чем-то смогу помочь?
— Нет, дедуль, — повернулась я к нему, промакивая руки кухонным полотенцем. — Спасибо тебе, но я уже взрослая, и некоторые проблемы мне всё же придётся учиться решать без помощи со стороны.
— Ты справишься?
— А куда же я денусь? — я улыбнулась ему. — Не бери в голову. Ты отдыхай, а я Юльке позвоню. В парк так хочется сходить, прогуляться.
— Только после уроков, — строго сказал мне дедушка.
— Ну, конечно, после них, — согласилась я с ним, доставая телефон из рюкзака. — Мы всё равно раньше пяти вечера никуда не выйдем — Юльке надо накраситься.
— А-а, то дело важное, — захихикал дед, вспоминая зачастую весьма эпатажный вид моей подруги Юлии. Она любила быть яркой и тратила много времени перед зеркалом прежде чем выйти просто выкинуть мусор, не говоря уж о прогулке в парке на людях.
Юля, конечно, согласилась со мной проветрить мозги, и я засела за учебники, чтобы вечером со спокойной душой отправиться гулять, да и чтобы голова делом занялась и прекратила думать о поцелуе, которого не было, но мог бы произойти.
* * *
ДАНИИЛ.
Залетел в раздевалку и сел на лавку, опустив голову. Закрыл глаза и пытался успокоиться.
Сердце билось в груди словно я только что пробежал десять километров и пришёл первым.
Что я наделал?
Теперь придётся ждать, когда она уйдёт. Не хочу с ней пересекаться сегодня. Дождусь, когда она выйдет из зала, отсюда мне хорошо всё слышно, потом выйду сам и закрою его.
Вот чёрт!
Я стянул с себя ветровку и буквально бросил ее на пол от злости на самого себя.
Зачем я полез к ней целоваться?
С ума, что ли, сошёл уже?
Я хотел поцеловать Бэмби?
“Ну ладно себе-то брехать, Дан, — где-то на краю сознания забрюзжал мой внутренний голос. — Хотел, хотел!”
Я чуть не заскрипел зубами от злости и нервно стянул с себя футболку, тоже небрежно бросив её на лавку и злобно схватился за штаны.