— Потому что пока парень ещё слаб для подобных потрясений.
— Вы так называете любимую девушку парня — потрясением?
— Конечно. Это же взволнует его, поэтому — нельзя. Есть и ещё причина.
Доктор устремил взгляд на меня и замолчал.
— Какая? — спросила я.
— Его мама строго против посещений. Особенно…твоего.
— Моего? Почему?
Задала вопрос, но уже и сама знала ответ — потому что мама Дани винит в случившемся меня, и даже то, что экспертиза доказала, что в аварии нет виновных, её не убедило. Значит, она запретила пускать меня к нему? Но мне так хотелось взять его за руку и просто посидеть рядом. Что в этом плохого? Дане нужна моя поддержка! А мне — его…
— Ну… Это ты у нее и спрашивай, — ответил врач. — Я в семейные разборки не лезу. Догадываюсь, что она винит тебя в случившемся. И против твоего появления в палате парня. Дождись, когда он поправится, и потом поговорите. Не стоит мотать нервы парню и его матери.
— Ну, хоть на минуточку пустите, — попросила я его, сложив в мольбе руки. — Это же важно для его выздоровления.
— Нет.
— Полминуточки?
— Нет.
— Ну, пожалуйста!
— Я сказал: нет. Доктор был неумолим. Я опустила голова. Неужели мне ничего ни от кого не добиться? Какой-то сюрреализм…
— Значит, не пустите меня?
— Прости, нет. Ты и сама болеешь ещё, после такого-то удара. Иди-ка к себе в палату и думай о своём здоровье.
— Я не могу думать о себе, когда Дане так плохо! — Ответила я. — Дайте нам увидеться, и нам обоим станет лучше.
— Нет, — стоял на своём врач. — Иди к себе в отделение.
Я поджала губы и едва не разрыдалась. Ну почему они так жестоки с нами? Что случиться от одной маленькой встречи? Я поняла, что ничего от него не добьюсь.
— Даня не может теперь…ходить?
— Под вопросом пока.
— Сейчас он парализован ниже спины?
— Сейчас — да.
— Из-за удара?
— Да, ушиб спины сильный.
— Но он встанет?
— Есть такой шанс.
— Шанс? То есть, больше “нет”, чем “да”?
— Трудно будет. Зависит от диагноза, который ещё точно не поставлен, и от парня — захочет ли он сам стремиться к выздоровлению.
Ну, в этом я не сомневалась. В Дане огромная жажда к жизни. Он не допустит того, чтобы провести всю молодость в инвалидном кресле… Я верю, что он встанет ещё и будет здоров. Очень верю… Это единственное, что меня сейчас грело после столь ужасных новостей.
— Иди к себе в палату, — снова начал настаивать доктор.
Я почувствовала, что больше он мне ничего не скажет, и без того сказал много. Надо уходить.
— Вы…пожалуйста, лечите его, — попросила я доктора. — Он справится. Он молодец.
— Не сомневаюсь в этом, — хмыкнул мужчина.
— До свидания… — сказала я и побрела к выходу.
Как же мне теперь найти способ попасть к нему в палату?
Прийти также незаметно сюда и дождаться, когда в палате или рядом с ней никого не будет?
А вдруг меня поймают и мой план провалится?
Мне пришлось вернуться в своё отделение. Там меня уже успели потерять и долго ругали за то, что в таком состоянии и с сотрясением я ещё куда-то ходила.
Мысль попасть в палату Дани так и не оставляла меня, но как это провернуть, я пока не знала.
Однако когда я решила попытать удачу снова, потерпела крах.
Смогла попасть в отделение, куда его перевели из реанимации, и найти его палату. Но в окошке двери увидела маму Дани. Она вдруг резко обернулась, и я едва не отпрыгнула от окна — она посмотрела чётко на меня.
Пришлось мне спешно покинуть отделение Дани и ждать новой возможности попасть туда.
Я даже звонила Назару, который уже выписался из больницы, и просила помочь мне попасть к его брату. Он мою затею не поддержал, сказав то, что мне уже говорил врач: их мама против посещений Дани. Помогать мне Назар, который, очевидно, был обижен на меня из-за того, что выбрала брата, а не его самого, не стал. Пришлось оставить и эту затею.
И только перед самой выпиской я снова попытала удачу: в палате и возле неё никого не было. Я потянула ручку двери на себя и очутилась внутри.
Сердце так и билось в груди как сумасшедшее.
Парень спал. Он не сразу услышал, что уже не один в палате. Но когда уловил шорох возле него и мои шаги, открыл глаза и повернул голову.
Мы встретились глазами и оба замерли. В этот миг словно весь мир замер вместе с нами. Как же я по нему соскучилась! Как я переживала. Мне так хотелось обнять его… Почувствовать тепло его губ, услышать, как бьётся его сердце в груди — значит, он жив! Я отчаянно нуждалась в том, чтобы ощущать его тактильно.
— Даня… Данечка… — протянула я руки к нему.
Я словно отмерла и почти побежала к нему, но едва очутилась рядом, Даня просто отвернулся от меня.
Улыбка сошла с моего лица.
— Уходи, — услышала я, и моё сердце словно разлетелось на мелкие осколки.
Нет. Не может быть. Я даже потрясла головой.
Не мог Даня меня прогнать. Мне послышалось, наверное…
— Даня, я…
— Я сказал — проваливай, — грубо перебил он меня.
— Ты меня гонишь? — прошептала я, ощущая, как горло словно сжимает чья-то холодная сильная рука, не давая дышать.
— Бэмби, — повернулся он ко мне. — Ты глухая или глупая? Вали отсюда. Кто тебя вообще сюда звал и пустил?
83.
Несмотря на обидные слова я сделала шаг к нему. Что-то во мне сопротивлялось этим колкостям и грубостям.
— Ты меня гонишь, потому что знаешь, что не можешь встать? Это временно. Я знаю.
— Тебя это не касается, — проворчал он.
— Как не касается, Дань? — спросила я. — Я же переживаю. Мне так плохо было, пока я не знала, жив ли ты… Места не находила себе, искала возможность получить о тебе хоть весточку, взглянуть на тебя. А ты…гонишь меня.
— Я жив. Только не очень здоров и полноценен.
— Это неважно, — твёрдо заявила я, имея в виду, конечно, его недуг. Какой же я друг, если бросила бы его из-за увечья? Он же жив. Он есть. Мне большего и не надо. Главное, что он дышит, его сердце бьётся и он может со мной говорить. Пусть даже и такие грубости, которых я не заслуживаю.
Неужели он меня винит тоже в аварии? Но я-то тут причем?
— Ну, всё? Посмотрела? — сузил он глаза. — Вон там дверь. Закрой её, пожалуйста, с обратной стороны, Кострова. Я спать хочу.
