Пытаюсь дозвониться, несколько раз набирая вредине, но она не берет трубку. От этого закипать начинаю в тысячи раз стремительнее.
Но ярость достигает своего пика только тогда, когда, заруливая с визгом шин на парковку, вижу, как мне навстречу выезжает серебристая Mazda, и на переднем пассажирском с дурацким веником в руках сидит Виолетта, косясь на меня большими испуганными глазами.
Надо же, вчера бегала, искала платье, а сегодня даже на это все не постеснялась забить. Чувство такое, будто Виолетта решила пойти на это свидание по принципу «из вредности». Хотя о чем это я? Вредность — это второе имя мелкой.
Давлю по тормозам, вызывая сигнал недовольных, выстроившихся за мной в очередь водил, и сам сигналю, намекая, что лучше бы этому Илье притормозить. Но серебристая тачка уже выехала на дорогу. И судя по тому, что набирает скорость, Виолетта еще и решила устроить гонки по оживленному городу.
—Твою мать, вредина!— снова газую и, заходя в резкий разворот, игнорируя красный сигнал светофора, пристраиваюсь в общий поток, пересекая две полосы, и только чудом не въехав ни в кого и сам не получив удар в бочину. Она серьезно думает, что они умудрятся сбежать? Или что я отступлю? Тогда она слишком плохо меня знает!
На дороге настоящий хаос, и я сейчас, давя на педаль газа, просто Охереть как рискую получить от клуба выговор или, не дай бог, налететь на штраф или ментов, лишившись прав, но кажется, мой мозг отшибло напрочь. Там ветер свистит. Ни о чем не могу думать, кроме как о том, что надо их догнать! Это стало едва ли не вопросом жизни и смерти. Какого хера я так разнервничался и раздраконился, не знаю, но перед глазами уже собирается красная пелена.
Топлю уже под двести, догоняя машину этого Ильи только через пару кварталов и, игнорируя всякое чувство самосохранения, пересекаю сплошную и вылетаю на однополосную встречную полосу. Где на меня с немалой скоростью стремительно несется какой-то белый джипарь, со всей дури сигналя. Даже сообразить ни черта не успеваю, действуя на одних рефлексах, и, положившись на убойную реакцию, буквально в считаных метрах до встречи капотов я оттесняю тачку Ильи на обочину и, даванув на газ до упора, с ревом мотора иду на обгон и резко торможу прямо перед носом серебристой Мазды. Сердце колотится от притока адреналина, а я выскакиваю из машины и направляюсь прямиком к пассажирской двери.
—Какого черта ты творишь?!— кричит срывающимся голоском и выскакивает из машины мелкая, пока я, злой как вепрь, несусь к ней.— Тебе жить надоело что ли, дурак?!— прилетает мне со всей силы букетом тем самых калл по голове.
—В мою машину, быстро!— рычу, устремляя взгляд в упор.
—Не рявкай на меня! Никуда я с тобой не поеду! Ты же… ты же сумасшедший! Сам чуть не убился, и нас чуть не убил!
За нами и перед нами организовалась нехилая пробка. Некоторые начинают сигналить, кто-то недовольно орет в открытые окна. Но мне плевать, без нее не уеду. Если придется, силой затолкаю в свою машину.
—Чувак, что происходит?— выходит из тачки этот самый Илья, подходя к нам. У него, походу, тоже инстинкт самосохранения отсутствует.
—Я тебе не чувак!— машу в его сторону рукой.— А ты быстро в мою машину!
—Нет!
Ну, на нет и суда нет. Хватаю вредину и, несмотря на ее упирания, небольно, но ощутимо сжимая ее тонкие запястья, тащу в свою машину. Летта вырывается и брыкается, как дикая кошка, колошматя меня бедными цветами и по рукам, и по голове, и куда только мне ими не прилетает, в итоге, не выдержав, я вырываю из цепких пальчиков белый “веник” и отшвыриваю.
—Пусти меня, животное!— вопит малышка, вот только силы, как дома, неравны.— Стельмах!— вполне осознаю, что веду себя, как придурок, но мне совершенно фиолетово.— Пусти, говорю!
Отпускаю. У машины. Ставлю на ноги и открываю дверь, преграждая ей все пути к отступлению. Смотрю на упрямицу так проникновенно, чтобы до нее дошло. Если не сядет, ей же будет хуже.
—Виолетта, что происходит? Вы знакомы?— где-то позади кудахчет рыжеволосый Илья.
—Садись, мы уезжаем.
—Ты совсем свихнулся?— вздыхает Летта, и я только сейчас замечаю, что ее глаза на мокром месте. Красные и испуганные. Чего она так испугалась? Меня? Ну, так я же не обижу!— Что вообще ты творишь?— шмыгает носом Виолетта, обхватывая себя руками, когда понимает, что отступать я не собираюсь.— Зачем ты устроил эту гонку, Макс?!
—Ты никуда с ним не поедешь, поняла…
—Да ты же чуть не убился!— орет что есть мочи девчонка и от души, со всей силы размахнувшись, влепляет мне своей ладошкой по щеке. Да так, что еще чуть сильнее — и она бы точно мне челюсть свернула.— Дурак!— еще один удар кулаком в грудь, отталкивая.— Идиот!— и еще один. И потом еще и еще, бьет везде, куда дотягивается, и ревет. Глотает молчаливые слезы и так колошматит по мне своими хрупкими ладошками, что, в конечном счете приходится их перехватить. Сжать и обнять свою вредину, успокаивая. Только сейчас, целуя ее в темную макушку, я понимаю, как адски ее трясет, чуть ли не сильнее, чем меня. Она что-то шипит, рычит, шепчет проклятья и всхлипывает, отчего ее плечи подрагивают, а я прижимаю ее что есть сил к себе, и до меня медленно начинает доходить, что она не меня испугалась. А ЗА меня.
Глава 25. Летта
Меня подбрасывает изнутри. Колотит. И нет, теперь не от злости, а от страха, который прибирает к своим липким рукам. Мои руки, все еще судорожно сжимающие рюкзак, ходуном ходят, сердце бьется в районе горла, а перед глазами до сих пор стоит картинка несущегося по встречной полосе Макса. В ушах гудит сигнал джипа, с которым он чуть не столкнулся, и как на повторе, крутится поворот Сима практически в последний момент.
Слишком ярко все это в моей голове, и я, только едва успокоившись, снова начинаю рыдать, прикрывая рот ладошкой.
Чуть не убился же, дурень!
Я не слышу, о чем они там разговаривают с Ильей, я вообще ничего не слышу, меня знобит и бросает то в жар, то в холод. В ушах вата, а глаза уже, кажется, опухли и покраснели от непрекращающегося потока слез.
Страшно.
Даже подумать страшно, что могло бы произойти, не притормози Илья и не сверни Стельмах в последние секунды. А если бы он не успел? А если бы все-таки попал в эту страшную аварию? Я же… просто не пережила бы этого!
Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем поток слез иссыхает, и я слышу, как дверь водительская открывается. Макс забирается в салон, и машина тут же срывается с места. С гулким ревом мотора увозя нас с места столпотворения, которые машины парней устроили.
В салон стоит убийственная тишина. Гнетущая, натянутая и почти осязаемая. Я же смотрю невидящим взглядом в окно, боясь даже пошевелиться. Глаза щиплет, словно в них песка накидали, а нос то и дело хлюпает.
—Что это было?— наконец-то разрезает тишину голос Сима. Он не кричит, он рычит. Зло и хлестко выкидывая слова.
