—Если я не прибью тебя раньше за твое молчание.
Мы оба замолкаем, меряясь упрямыми взглядами, пока наконец-то не выходит врач, хлопнув дверью и заставляя нас опомниться.
—Как она, док?— оборачиваюсь к мужику в возрасте, что идет к нам, заложив руки в карман белого халата.
—Все в порядке, не переживайте вы так, состояние нормализовалось. Сейчас девушка спит, а утром после осмотра вы сможете ее забрать домой, эм…
—Максим Артемович,— протягиваю руку, а у самого как гора с плеч свалилась, и я, кажется, впервые за долгие полтора часа вздохнул полной грудью.
Все в порядке. С ней все хорошо.
Прибью гадину-вредину за то, что обманула!
—Так вот, Максим Артемович и… — продолжает врач, бросив взгляд на девушку, стоящую в шаге от меня.
—Рита,— кивает подруга вредины, делая шаг к нам.— С ней все будет хорошо, доктор?
—Так вот, Максим Артемович и Рита, очевидно, у вашей подруги отравление. Возможно… да нет! Даже, скорее всего, реакция организма на какой-то сильнодействующий наркотик или на какой-то из его компонентов. Да, с Виолеттой Максимовной все будет хорошо, но вы должны понимать, что я обязан сообщить родителям девушки.
—Нет. Мы сами с этим разберемся,— перебиваю тут же.
—Но я не могу на это закрыть глаза.
—Док. Мы сами,— повторяю как можно более убедительно, упирая руки в бока.
Врач молчит. Оценивающе смотрит на меня, потом переводит взгляд на Риту и в итоге, спустя долгие секунды угрюмого молчания, что-то обдумав и кивнув собственным мыслям, говорит:
—Хорошо. Пока что вы можете ехать домой. Не переживайте, девушка проспит до утра, а утром вы ее заберете.
—Я останусь,— говорю поспешно.
—И я… — встрепенулась Рита.
—Нет. Тебя увезут домой.
—Что значит увезут?
—Я уже позвонил другу. Через десять минут он будет здесь.
Рита надулась, зыркнула на меня недовольно и передернула плечиками.
Ну, и славно. Пусть побесится, а потом хорошенько подумает о своей “роли” во всем случившимся.
Нет, если бы я только знал, что это дурацкий спор, я бы этой скотине Илье ноги и руки переломал, намотал его похотливое достоинство на уши и прикопал в ближайшем лесу. Ну, ничего, с ним нам еще предстоит содержательный “разговор”.
—Могу я пройти в палату?— киваю головой в сторону закрытых дверей.
—Вы уверены? Она сейчас на снотворном и проспит до самого утра, может, все же…
—Уверен!
Я просто не смогу уехать домой. Места себе не найду, пока не увижу, что она открыла глаза, узнала меня и снова язвит. Только тогда пойму, что с нашей Леттой полный порядок и выдам ей “целительную” порцию матов.
—Ну как знаете, да, можете пройти,— пожимает плечами врач.
Дважды повторять мне и не нужно.
Киваю и захожу в полутемную больничную палату.
Комната в светло-бежевых тонах, со светлой мебелью и кучей медицинских приборов, в окружении которых, мирно посапывая, на широкой больничной кровати и спит Летта.
Ритка заходит следом, присаживаясь на кровать в ногах у Летты, а я усаживаюсь в кресло рядом.
Она спит. Грудь мерно вздымается, дыхание ровное, и на лице полная безмятежность. Ресницы мелкой слабо подрагивают, а на щеках наконец-то появился ее милый легкий румянец, и она уже не так похожа на привидение, что я нашел в уборной клуба.
Я испугался.
Черт возьми, я просто обезумел от страха, когда услышал ее голос в трубке телефона.
По телу снова пробегает дрожь, стоит только вспомнить, что творилось внутри от момента ее звонка до момента разговора с врачом, и меня снова накрывает холодной яростью. В груди полыхает пламя.
Я откидываю спину на спинку кресла и просто как дурак пялюсь на это кукольное личико, которое преследует меня с самого нашего детства. С тонкими, изящными, словно сделанными руками искусного мастера чертами и невероятного цвета глазами, что сейчас закрыты.
Подумать страшно, но я знаю эту девчонку с рождения. Всегда она была маленьким ураганчиком и так и норовила испортить нам с Темычем игры, суя везде свой любопытный, аккуратный, чуть вздернутый носик.
Не могу удержаться и подаюсь чуть вперед. Хочется просто невыносимо сильно прикоснуться к ее пухлым губам, приоткрытым на выдохе, что я и делаю, напрочь позабыв о присутствии в палате посторонней. Тяну ладонь и осторожно касаюсь костяшками пальцев, наверное, только в этот момент совершенно четко понимая, что все, я доигрался. Когда увидел ее такой слабой и растерянной, а еще услышал такое доверчивое и полное надежды: Макс,— пропал окончательно. Она могла позвонить кому угодно, но набрала мой номер. Наверняка зная и понимая, что я буду в бешенстве, что я буду на нее зол, все равно позвонила. Не бате, не брату или своему крестному — моему отцу. Она позвонила мне. Зная, что я в другом городе, но даже несмотря на это, поверила и понадеялась именно на меня. И сколько бы я ни бегал от нее раньше, сколько бы ни язвил и ни задирал ее, сколько бы ни ругал,— это клиника. Вытравить ее из головы не получилось и уже никогда не получится.
Запал.
Нет, даже не так.
Уже нет.
Полюбил. Уже очень и очень давно.
Люблю. Так сильно, что готов весь мир бросить к ее ногам.
Хочу… будущего. С ней и только.
Провожу подушечками пальцев по румяным щечкам, и в очередной раз удивляюсь, какая она мелкая. Именно мелкая! На фоне моей ладони ее личико кажется крохотным, как у ребенка. Но свой рост и хрупкость она всегда с лихвой компенсировала своими амбициями и упрямством.
Моя вредная упрямая Виолетта.
Только в этот момент я понял предельно четко, чего я хочу от нее.
Окольцевать. Женой я ее хочу назвать. Единственной на всю нашу жизнь.
Глава 34. Летта
Утро приходит в сопровождении головной боли и ломоты во всем теле. Кровь пульсирует в висках, а рядом слышится противный протяжный монотонный писк, который нервирует невыносимо.
С трудом открываю глаза, поднимая отяжелевшие, словно свинцовые, веки и с удивлением оглядываюсь. Глаза слезятся и щурятся от яркого света, но я могу рассмотреть светлые стены, на которых играют солнечные блики, приборы, аскетичную обстановку с минимумом мебели и… я.
Я в больничной палате.
Но как…?
Сформулировать вопрос до конца в голове не удается, поворачиваю голову и вижу дремлющего рядом в кресле Сима. Уставшего, сложившего руки на мощной груди и слегка растрепанного Макса. Его ресницы слегка подрагивают, но он точно спит.
И тут воспоминания накатывают волной, утягивая в страшный водоворот паники. Как картинки в сумасшедшем калейдоскопе, в голове проносятся обрывки вчерашней ночи: клуб, танцы, коктейли, Илья, подслушанный разговор и его мерзкий спор на меня, отравление и то, как я едва дошла до уборной. К горлу подкатывает ком, и мне снова становится дурно, с трудом удается сглотнуть вязкую слюну.
