—Что здесь происходит?!— слышится стук каблучков, и со второго этажа к нам торопится мама.— Артем, Максим?— переводит взгляд хозяйка дома с меня на отца и обратно. Взъерошенная, растерянная, и лица на ней нет.
—А мне оно надо?— не замечая жены, продолжает отец.— Ты, однако, совсем страх потерял, если думаешь, что я буду вечно твою задницу прикрывать!— рычит или уже кричит, хер пойми, батя.— То бабы, то гонки, пьянки, ты совсем охерел?!
Никогда! Никогда я не надеялся на авось или на помощь отца. И да, я готов был ответить и заплатить за все свои косяки. Собственно, почти всегда так оно и было. Только Майе с Милли “проказы” сходили с рук, и наверное, понимание именно того, что меня снова задвинули и упрекнули в том, чего я не делал, сейчас сыграло со мной злую шутку. Я просто не сдержался. Видимо, претензии и вопросы друг к другу у нас с отцом копились слишком давно, и рано или поздно стоило ожидать взрыва.
—Да ты хоть раз в жизни сделал бы что-то для меня, при этом не вынося мне мозг!
—Я не трогал тебя, пока твоя разболтанность не касалась футбола, но если даже в этом ты считаешь, что имеешь право пренебрегать установленными и заведенными правилами, то какой из тебя будет толк хоть где-нибудь?! Если хоть кто-то не будет тебе выносить мозг, то что из тебя будет в будущем?!
Опять. Снова. Все по кругу.
—Стельмах!— воскликнула возмущенно мама, плотнее кутаясь в махровый халат и выходя вперед, буквально отгораживая нас собой друг от друга.— Что у вас опять произошло, черт возьми?!
—Да все как обычно. Ничего не меняется, мама,— отвечаю, я сверля отца взглядом.— Я плохой сын, одни неприятности от меня в этой семье, но зато он золотой… отец.
—Максим, прекращай дерзить и объясните мне нормально. Вы оба!— поворачивается мама ко мне,— хватит уже. Вы же живете вечно в состоянии войны, ну, сколько можно?! Вы отец и сын или кто?! Хотите меня довести до инфаркта своими постоянными стычками?! Артем?— бросает обеспокоенный взгляд голубых глаз на мужа мама.
—Этот гаденыш нарвался в сборной на проблемы, и теперь может забыть о ней!— тычет пальцем в мою сторону разъяренный отец.— Я и пальцем не пошевелю, чтобы, как ты выразился, это дело “замять”!— глаза мечут молнии, а руки буквально трясутся.— Снова мы свои “хочу” поставили выше всего остального. Никакой ответственности, никакой серьезности, и толку от тебя тоже никакого!
—А ты хоть раз вместо того, чтобы рычать, попробовал бы спросить, какие у меня были причины и почему я поступил именно так!— говорю гораздо громче, чем следовало бы, а руки сжимаются в кулаки.— Но зачем, правда? Проще же мне навешать очередного пинка и выставить дерьмом, чем выслушать.
—А у тебя есть что мне сказать? Так давай!— буквально взревел отец, делая рывок в мою сторону. Мать судорожно вздохнула, кинувшись в сторону отца, а мне честно показалось, что еще чуть-чуть и меня и правда схватят за шкирку и тряхнут, как мелкого пацана. Но отец никогда в жизни не поднимал руку ни на меня, ни на сестер, ни на мать, и в этот раз замер, дёргано и резко пряча руки обратно в карманы брюк. Будто всеми силами удерживая себя от опрометчивого поступка. Вздохнул, поиграл желваками и уже спокойно спросил:
—Я тебя внимательно слушаю. Объясни мне, до каких пор в твоей голове будет гулять ветер? Когда ты уже серьезно взглянешь на мир и на жизни и перестанешь ее прожигать?
Обидно, сука, до глубины души, которую он снова и снова выворачивает наизнанку своими словами. Я люблю отца. Очень. Во многом благодаря ему и его воспитанию я вырос тем, кем я и являюсь. Я привык прислушиваться и к его мнению, и его словам, но также я знаю, что точно не заслужил звания плохого сына!
—Вот скажи мне, я настолько ужасный сын?— выдыхаю ошарашенно и развожу руками.— Школа с золотой медалью, красный диплом, топовый игрок, с восемнадцати лет я обеспечиваю себя сам! Я не взял у тебя ни копейки, и все равно я дерьмо. Почему? Потому что не пошел по твоим стопам? Потому что не сижу в офисе и не собираюсь? Что ты хочешь от меня?
—Чтобы ты повзрослел, в конце концов, и перестал разбазаривать свое время и здоровье на клубы, баб и учился ответственности!— выдыхает отец.— Я не железный и не вечный, Макс!— бросает отец и смотрит, прожигая дыру в черепушке своими свирепым взглядом. Молчит и ждет ответа.
—И я не робот, папа,— говорю спокойно, но кто бы знал, как тяжело мне это дается. Как невероятно сильно хочется до него донести, что я устал от его постоянного отпинывания меня, как гребаного футбольного мяча.— Я всё и всю жизнь делал, только чтобы тебе угодить! Я элементарно хотел, чтобы ты мной гордился. Но все равно, один шаг в сторону, и я плохой. Надоело! Ты не представляешь, как сильно мне иногда не хватает твоего одобрения и поддержки, но вместо них я всегда получал только “пинки” и упреки! Что бы я не сделал, как бы я себя не повел! Я устал тянуться, пытаясь достать твоих заоблачных стандартов!
Отец замер. Грудь под белой рубашкой тяжело вздымается, и он молчит. Может, хоть сейчас до него что-то дойдет. По взгляду вижу, что отступать он от своего упрямства не станет, но, по крайней мере, задумается.
—Надоело,— повторяю уже спокойней и разворачиваюсь, хватая с тумбы ключи от тачки.
—Макс… — слышу мамин всхлип, прекрасно понимая, каким мой уход сейчас станет для нее ударом, но нет. Прости, мам, но не могу и не хочу я тут оставаться. Сил больше нет жить под постоянным надзором, знать, что что бы ты не сделал, все равно выслушаешь отменную порцию упреков. Я элементарно устал.
—Куда ты собрался?— прилетает в спину вопрос отца, но я не отвечаю. Выхожу из дома, напоследок прилично припечатав дверью об косяк, и завожу машину, срываюсь с места.
Дерьмо день!
Глава 36. Летта
Проснулась я уже ближе к вечеру. За окном смеркалось, и сквозь неплотно задернутые шторы едва пробивается последний лучик уходящего солнца.
Я перевернулась на спину и сладко потянулась. Голова тяжелая, но исключительно от того, что проспала весь день. Тело ломит и требует отнести себя в душ, что я и делаю. Стою, с наслаждением подставив лицо под теплые струи воды, приятно покалывающие кожу, смывая с себя запахи вчерашней ночи: вечеринки и больничной палаты. Вместе с капельками по моему телу будто стекает все неприятное и плохое, что случилось за эти сутки. Все дурные мысли, включая и мысли о мерзавце Илье и открывшемся споре. Парень оказался редкостным дерьмом! И единственное желание, которое осталось по отношению к нему,— залепить звонкую и прилюдную пощечину, чтобы, может, хоть на доли секунды ему стало стыдно! Хотя, о чем это я? Такие, как Илья, лишены стыда, совести и других людских “слабостей”.
Все. Нет, даже думать о нем не хочу!
Выкидываю напрочь юристика из головы, и тут же перед глазами возникает образ другого парня: сясными глазами и чарующей полуулыбкой. Образ Сима, по которому я уже успела соскучиться и, даже несмотря на ожидающий меня выговор, все бы отдала, только бы увидеть его и желательно немедленно.
