Крис вздохнула. Мама — такая мама.
— Да, у меня все в порядке. Правда, мамуль. Не волнуйся, — Кристина вздохнула и добавила: — Все хорошо. Я тебя очень люблю, мамочка.
В трубке всхлипнули — отчетливо и коротко.
— Я тебя, доченька. Если тебе там и в самом деле хорошо… Я просто переживаю за тебя, девочка моя.
— Мне тут и в самом деле хорошо! — поспешила уверить Крис. — И я скоро вернусь. Привезу тебе варежки на гагачьем пуху.
В трубке хмыкнули.
— Хорошо. Буду ждать.
— Как Вероника?
— Она будет рада новым варежкам.
— Я привезу ей шапку.
Кристина отложила телефон, взял кочергу, помешала угли. Что бы там ни было между мамой и Леной — оно осталось в прошлом. Время стирает все обиды, разве нет?
Крис снова обвела взглядом зал. Удивительное это все-таки место.
Когда-то это была христианская миссия. Которую возглавлял ее дед, Ларс Реннинген. Преподобный, на минуточку. Крис подняла взгляд. Фотография преподобного висела над камином. Представительный был у нее дед. Как любит говорить Лола — породистый.
После того, как заведение перешло под руководство Лены, направление деятельности несколько изменилось. Религиозный аспект ушел на второй план. Теперь это было пристанище для… для тех, кому не находилось места в современном обществе. Может быть, их можно было назвать изгоями или отверженными, но Кристина не хотела этих людей так называть. Среди обитателей миссии — а это заведение так и продолжали называть по старой привычке миссией — были самые разнообразные люди. Несколько бывших алкоголиков, один бывший наркоман. Много стариков. Янко, который отвечал за кухню, был аутистом — умеренно социализированным. Был еще одноногий Йоханнес. И абсолютно седой сорокалетний Людвиг, у которого в наличии была только одна рука, и та — изувечена. В общей сложности двадцать пять человек. Этакий гибрид дома престарелых, приюта для бездомных и реабилитационного центра. Кто мог работать — выполнял посильную работу. Деньги на содержание шли частично от пожертвований, частично от субсидий — Кристина даже не стала вникать, каких. Деньги добывала Лена, и она была в этом вопросе хороша. Миссия и все эти люди существовали только благодаря ей.
— Крис!
Она обернулась. От входа в гостиную ей махал единственной рукой Людвиг. Махал и звал с собой. Наверх. В свою мастерскую.
Людвиг рисовал удивительные картины — с помощью одной изувеченной руки и частично ртом. А сейчас он звал Кристину, чтобы она смешивала ему краски. Людвиг ей доверял. И рассказывал — много, эмоционально. К сожалению, по-норвежски. Но Кристина любила бывать в его мастерской во флигеле, любила смотреть, как он работает, под его руководством смешивать краски. По крайней мере, названия цветов на норвежском языке Кристина уже выучила.
А картины Людвига Лена умудрялась даже продавать. Она и заглянула к ним спустя час.
— Вот ты где! Не хочешь прогуляться?
— С удовольствием!
Лена и Людвиг обменялись несколькими фразами на норвежском, и художник вернулся к работе. А Кристина и Лена отправились к берегу моря.
Кристина любила эти прогулки. В доме поговорить с Леной было решительно невозможно — ее постоянно дергали по всевозможным вопросам. К тому же, она часто бывала в разъездах. А это время прогулок принадлежало только им двоим. Кристине так о многом хотела расспросить Лену, но она понимала, что какие-то темы могут оказаться очень болезненными. К счастью, Лена рассказывала сама. Про своего отца, прадеда Кристины, про мать, про детство и юность, про своего мужа Ларса. Кристина понимала, что в этих рассказах много белых пятен, но не торопилась в них лезть и не задавала лишних вопросов. Ей было страшно нарушить эту хрупкую гармонию.
Они остановились на своем любимом месте, на высоком крутом берегу. Лена протянула руку и поправила на Крис шапку. А потом невесомо коснулась пальцами шрама.
— Ты будешь их убирать?
Кристина покачала головой. Отрицательно. Она рассказала Лене о пожаре — его последствия было невозможно скрыть, они были у нее в том числе и на лице. И про Веронику тоже рассказала. Только про Марка — умолчала. Про него она пока не могла.
— Почему?
— Я нравлюсь себе такой. Меня перестали оценивать только по внешности. А ты что, не будешь меня любить, если я не уберу шрамы?
Собственный вопрос, его прямота обескуражили Кристину. Лена резко подалась вперед и обняла ее сильно, почти по-мужски крепко.
— Никто не будет тебя любить так, как я, девочка моя, — произнесла она хрипло. — Но не наказывай себя за чужие грехи.
Об этих словах Крис думала весь остаток дня. Думала, лежа в постели. Еще думала, когда пришло сообщение от Марка.
* * *
— У тебя в офисе очень вкусный кофе.
— Спасибо, я передам Паоле.
— Передай ей большое спасибо.
— Имей в виду, она крайне ветреная и влюбчивая особа!
Марк рассмеялся.
— Я переживу.
Какое-то время они пили кофе молча. Точнее, кофе молча пил Марк. А сидящая напротив Лола его пристально и не таясь изучала.
— Каков будет твой вердикт? — Марк первым не выдержал этого инквизиторского взгляда.
— Ты вполне пригоден для подиума. Но интересует тебя, я полагаю, не это.
— Не это, — со вздохом согласился Марк. — Я только не знаю, с чего начать. И как объяснить.
— Давай я облегчу тебе задачу, — Лола встала и начала ходить по кабинету. — Я знаю про тебя и Крис.
— Что именно? — осторожно уточнил Марк.
— Например, то, что Кристина тебя любит. А ты ее — нет.
Марк почувствовал, что еще немного — и он покраснеет. От чувства неловкости. Или от стыда. Или еще от чего-то. Только этого не хватало. Будто это сможет как-то помочь.
— Это не так. Я Кристину люблю.
Теперь взгляд Лолы стал инквизиторским по-настоящему.
— А почему Кристина не в курсе об этом прекрасном факте?
— Потому что… — Марк кашлянул. — Потому что на тот момент… когда… тогда… тогда я не понимал…
— А может быть, вы не понимаете сейчас, Марк Леви? — вкрадчиво поинтересовалась Лола, внезапно перейдя на официальный тон. — И вам просто кажется, что вы любите Кристину?
— Мне без месяца тридцать пять лет. Я десять лет вожу самолеты. Я летал вслепую сквозь грозовой фронт и сажал машину с отключённой автоматикой. Я знаю, что я чувствую! Мне. Не. Кажется.
— Прелестно, — мурлыкнула Лола. — Только вот это все надо говорить не мне. А Кристине.
— Я говорил.
Лола прекратила свои блуждания по кабинету и остановилась рядом с Марком. Ему стало неловко сидеть, когда рядом стоит женщина — и Марк тоже встал.
