—Что ты видишь?— он наклонился к ее уху. Легкое и приятное головокружение не отступало.
—Вода,— негромко отозвалась Кира.— Финский.
—Я всегда хотел жить именно так. Видеть из окна Финский. Слушай…— Макс вздохнул.— Наверное, в прошлый раз я как-то невнятно выразился. Со мной редко, но бывает такое. Я что хотел сказать…— он протянул одну руку, подался чуть вперед, прижимаясь к ее плечам. Коснулся пальцем стекла. Стукнул.— Там — моя мечта. Я давно этого хотел. С университета еще, наверное. И я шел к этому. Я целенаправленно добивался этого. И, в конце концов — вот!— еще раз стукнул по стеклу. И с сожалением отодвинулся назад.— Я живу в квартире с видом на Финский — так, как я и мечтал.
Кира молчала. Ее силуэт на фоне ночного окна казался и нарисованным, и настоящим одновременно.
—Нет, Кир, я не хвастаюсь.— Макс еще раз вздохнул. Чтобы вдохнуть аромат ветра и цветущего сада от ее волос.— Было бы чем. Я о другом хотел сказать. Я хотел чего-то. И я добивался и получил именно то, чего я хотел. Я не верю, слышишь, не верю,— повторил он с нажимом,— что доля в «Артемиде» — это то, что ты на самом деле хочешь. Так ведь?— его пальцы сжались на ее плечах чуть сильнее.— Так?
Кира ответила не сразу. А потом едва заметно кивнула. Все так же не отводя взгляда от пространства за стеклом, в котором слилось вместе все — темнота воды, чернота ночного неба, почти полная луна и россыпь звезд.
—Тогда скажи мне,— Макс чуть слышно выдохнул.— Скажи мне, чего ты на самом деле хочешь. Вот прямо сейчас и здесь ты можешь мне сказать — чего ты хочешь? Не для кого-то. А именно ты. Именно для себя. Чего хочет Кира Биктагирова прямо сейчас? Можешь сказать?
Она снова едва заметно кивнула.
—Чего?
—Я хочу, чтобы ты меня поцеловал.
Сердце ухнуло гидромолотом. А потом провалилось вниз, пролетело все двадцать четыре этажа и разбилось. Рассыпалось. К ногам этой удивительной девушки, сказавшей шесть слов, которые разом опрокинули все. Которые сдернули какие-то шоры с мыслей, пелену с глаз. И больше всего Максу сейчас хотелось — нет, не поцеловать ее. Это второе. А сначала запрокинуть голову и проорать во все глотку: «ДААА!!!»
А потом он с удивлением услышал собственный голос:
—Нет.
—Нет?— она повторила за ним странно спокойно, лишь с легким оттенком изумления. Словно ее так заворожил Финский, что все остальное было не таким уж и важным.
А ведь он действительно хотел ей сказать что-то важное. Несмотря на то, что только вот совершившее головокружительный кульбит сердце снова ухало в груди гидромолотом, а вголове стучала лишь одна мысль: «Целуй ее! Целуй!» — Макс упрямо сцепил зубы. Нет. Он должен убедиться, что Кира поняла его правильно. И что больше не будет очередногогребанного «дежа вю».
—Кирюш…— ничего не смог с собой поделать — снова наклонился. Зашептал на ухо, почти касаясь губами. Уже едва соображая, что несет.— В реальной жизни не бывает волшебных джиннов. Которому ты говоришь свое желание — и он его исполняет. Нет. Ключевые слова: «Я хочу и я делаю». Понимаешь? Хочу и делаю. Не «Я хочу, чтобы что-то случилось». А «Я хочу что-то сделать». Есть разница между «Я хочу мира во всем мире» и «Я иду на антивоенный митинг», понимаешь? Хотеть чего-то и делать что-то ради своей мечты — вот в чем разница.
Она снова молчала.
—Кир…— Макс вдруг почувствовал себя идиотом. Нашел время читать лекции — когда девушка так прямо сказала о своем желании. Надо было опрокидывать на пол и целовать, блин! И не только целовать! А теперь… И все равно, несмотря на нелепость ситуации, он был уверен, что это нужно было сказать. С Кирой все не так, как с другими.— Кира… Ты почему молчишь?
—Я поняла тебя.
—И?
—Я думаю. Я сейчас… переформулирую.
Он замер. И не сводил взгляда с ее тонкого профиля на фоне звезд за прозрачной стеной стекла.
—Все,— выдохнула Кира.— Я поняла, как нужно.
Макс не выдержал и прижался губами к мочке ее уха, к металлу маленькой серьги.
—Говори.
—Я хочу тебя поцеловать.
Персональный гидромолот в левой половине грудной клетки чуть не разворотил свое вместилище. Макс резко развернул Киру за плечи лицом к себе.
—Целуй.
И она поцеловала.
Кира-мать-твою-Артуровна, кто так целуется?!
Легкие касания. Словно юная неопытная девочка. Едва тронула верхнюю. Отстранилась. Чуть прихватил губами нижнюю. Снова отстранилась. Прижалась к правому углу губ. Потом в левый. Снова отстранилась. Чуть слышно выдохнула. И снова легкое касание нижней губы.
А ему до онемения в пальцах хотелось сжать ее, запустить пальцы в волосы. И язык — в ее рот. И целоваться — по-взрослому, жадно, глубоко, взасос. А не этот вот… пионерлагерь. Но почему-то давал ровно столько, сколько давала и она. И, несмотря на то, что в голове гудел штормящий Финский — только лишь ответно легко касался ее губ своими. Целовал в уголки рта, который, кажется, слегка улыбался. С нее станется!
А потом Кира отстранилась. И он понял, что зря наговаривал на ее умение целоваться. Стонать хотелось от разочарования. От того, что ее губы больше не касаются его.
—Понравилось?— в спину ей светит луна над Финским, и выражения лица не видно. Лишь слегка поблескивают глаза. Как и звезды над заливом.
—Угу,— нет, он не невежлив. У него просто язык отнялся. От того, что языком хотелось не разговаривать, а делать совсем другие вещи!
—Мне тоже. Спасибо, что позволил.
А потом она как ни в чем не бывало отвернулась и снова уставилась в окно. Теперь от разочарования хотелось уже натурально завыть. Но Макс не успел это сделать.
—Максим…— легкая хрипотца в ее голосе — еще один довод в пользу того, чтобы все-таки уподобиться голодному хищнику, воющему на луну.— А ты можешь, сказать, чего ты хочешь в данный момент? Чего хочет Максимилиан МАлыш прямо сейчас? Можешь сказать?
—Могу.
—И?
—Я хочу тебя.
Врать он сейчас органически не способен. Хочет. Так, что внутри все сжимается — вот как хочет. Давно хочет, между прочим. Не один месяц уже. Только вот сейчас себе позволил в этомпризнаться. Стало легче. И, одновременно — в миллион раз сложнее. Потому что если ты скажешь «Нет» — я сдохну, наверное. Сначала завою, а потом сдохну.
Она снова повернулась к нему. Лицо по-прежнему в тени. И лишь голос…
—Хочешь — бери.
Кажется, она даже не успела закончить эту фразу. И уж совершенно точно головой он эти слова осознать не успел. Руки дернулись сами. Прижать к себе, опрокинуть назад, на пол, в подушки, головой к звездам, отражающимся в воде. И, Боже-мой-наконец-то-поцеловать!
Только тут Макс понял, как долго хотел ее. И как сильно. Потому что у него впервые в жизни так сорвало крышу. Напрочь просто. Голова отказала, он стал как зомби. Только тело, без мозгов. Тело, которое так давно желало другое тело. Вот это тело — роскошное. Сводящее его с ума.
