И он развернулся. И действительно пошел. Действительно. Пошел. Прочь. От нее.
Первое попадание пришлось в затылок, но вскользь. Зато второй снежок попал точно в шею. Холодный мокрый снег потек-посыпался за шиворот. Макс ошеломленно обернулся.
—Ты что творишь, мать твою?!
—Это ты что творишь?!— Кира в несколько стремительных шагов подлетела к нему.— Ты говоришь, что любишь меня, а потом спокойно разворачиваешься и уходишь?!
—Ну, ты же можешь после первого секса не разговаривать со мной?! А я, значит, должен заботиться о твоих чувствах?!
—Да что ты вообще знаешь — о чувствах?!— все. Ее понесло. Она потом пожалеет, совершенно точно пожалеет. Но его слова сорвали стоп-кран.— Нельзя бросаться словами, смысла которых ты просто не понимаешь!
—Угу. Не понимаю,— Макс дернул плечом. Поморщился. Мокрое и холодное бодро потекло между лопаток вниз. Совсем вниз.— Премного благодарен, Кира Артуровна! Твоими стараниями я пойду на прием к главе района в мокрых трусах!
—Не переводи разговор!— а потом растерянно: — Ты и в самом деле… торопишься?
—Нет, это я так шучу! Или вру — как обычно.
—А вот не надо из себя жертву изображать!— ее снова закусило.— Нечего бросать слова, о которых ты ничего не знаешь и не понимаешь!
—А ты, значит, понимаешь, да?— Макс подозрительно сощурился.
—Понимаю!— запальчиво.— Уж побольше твоего!
—Ну, так расскажи мне…— вкрадчиво.— Что такое… любовь… в понимании Киры Артуровны Биктагировой.
—На «слабо» меня берешь?
—Нет.
—Ладно!— все равно ее уже далеко унесло в сторону тех вещей, о которых она будет потом долго сожалеть. Какая теперь разница?— Ты спрашиваешь, что такое для меня любовь? Пожалуйста!— вдохнула глубоко, словно перед тем, как нырнуть.— Любовь — это всерьез, МАлыш. Любовь — это не на один день. В любви не бывает так, что сегодня я тебя люблю, а завтра я занят и не в настроении. Любовь — это обязательства, в том числе. Любовь — это дом, семья и дети, в конце концов! Вот так-то, пан архитектор,— и тут у нее словно кончился запал. И плечи опустились, и уголки губ. Зато не будет потом думать о том, что чего-то не сказала. Все. Все сказала. С избытком.
—По-моему, это ты меня «слабо» берешь,— после небольшой паузы ответил Макс.
—Вот уж нет!
—Да, да. Ты, определенно, считаешь, что я ко всему этому не готов.
—Конечно, не готов!— фыркнула Кира.— Ты же вольный стрелок, Макс. Ты, твой пентхаус, твоя работа. Что тебе еще нужно в этой жизни?
«Ты!» — так и хотелось заорать ему. Но вместо этого засунул руки в карманы пальто.
—Не хочу тебя расстраивать, Кира Артуровна, но психолог из тебя никудышный.
—Да ну?
—Ну да,— он одарил ее мрачным взглядом.— Я давно готов к серьезным отношениям и ответственности. Готов, в отличие от тебя с твоим вопиющим инфантилизмом и тягой убегать от проблем и разговоров. Вот ты точно не готова к такой любви, о которой говоришь. Я готов. А ты — нет. Ты проблемы с помощью швыряния снежками решаешь — это в лучшем случае.
И этот человек обвинял ее в том, что она перевирает его слова! А сам? Сам-то?!
—Готов, значит? К чему ты готов? Жениться на мне?— слова вылетели сами собой. И ей было уже плевать на ответ — выплеснуть собственные эмоции было важнее. Или все-таки ответ был нужен? Важен? Да не молчи же ты!
—Наверное,— кивнул Макс слегка растерянно.— Скорее всего. Если смогу тебя перевоспитать и заставить повзрослеть.
Нет, стоп-кран сорвало теперь — окончательно и бесповоротно. Кире стало все равно на последствия того, что она сейчас скажет. Инфантильной ее назвал? Получи!
—Да надо же…— нараспев произнесла Кира, словно со стороны слыша свой голос.— А я вот сейчас маме своей позвоню. И скажу, что ты мне предложение делаешь.
—Ты точно берешь меня на «слабо»!
—Я звоню маме!
—Да звони!
Но едва она поднесла телефон к уху, Макс вырвал у нее аппарат из рук.
—Раиса Андреевна? Добрый день, это Максимилиан МАлыш. Спасибо, приятно, что вы меня помните. Я к вам с просьбой. Нет, я ни во что не вляпался, товарищ капитан!— Макс немного нервно рассмеялся.— Кроме вашей дочери. Да, именно. Дело в том, что я уже которую неделю уговариваю Киру Артуровну выйти за меня замуж.— Тут Кира охнула и попыталасьзабрать у Макса телефон, но он быстро повернулся к ней спиной и продолжил разговор.— Прошу ее, умоляю, на коленях перед ней ползаю,— Макс снова ловко увернулся от рук Киры.— Говорю: «Люблю, жить без тебя не могу, выходи за меня». Что Кира? А Кира не хочет! Говорит, что не знает, не уверена, что я ей… Дура? Коза? А… Ой, погодите! Вот вы это ей самой скажите!— и всунул телефон в протянутую ладонь Киры, сладко улыбнувшись.— Твоя мама хочет с тобой поговорить, Кирюша.
Кира выслушала мать с каменным лицом. Молча. Одно лишь слово в финале разговора: «Хорошо». А потом, опустив руку с телефоном, шепотом и почти с ужасом:
—Ты что натворил?! Нас же теперь…— и она махнула рукой.
—А что?— Макс пожал плечами, поморщился мокрой спине, и не только.— Ничего такого, что бы не…
И тут с колокольни собора ударил звон. Макс резко поднес запястье к лицу. И смачно выругался.
—Все, Костян меня убьет! Я опоздаю! И жить мне осталось пятнадцать минут.
Кира смотрела на него молча. И лицо ее с совершенно округлившимися глазами такое было, что расцеловать хотелось до невозможности — прямо в приоткрытые в изумлении губы.
—Держи!— он сунул руку в карман, достал оттуда связку ключей и шлепнул в ее ладонь.— Я не знаю, до какого времени буду занят. Пять, шесть вечера, наверное. К семи должен быть дома точно. У тебя есть время до семи вечера — собраться с мыслями и подготовиться. Так что жди меня дома. Приеду — будешь у меня прощения просить и рассказывать, как ты меня любишь.— А, поскольку, Кира так и продолжала стоять и молчать, открыв рот, он сам зажал в ее ладони ключи, легко поцеловал в приоткрытые губы и шепнул: — Все, до вечера.
И ушел. Снова. Быстрым шагом. Потом бегом. Хлопнула дверь, золотисто-бежевое «вольво» резко тронулось с места и быстро влилось в поток машин. Секунда — и все, его уже не видно.
Стоящая недалеко от обочины перекрестка Троицкого и Измайловского проспектов девушка долго смотрела вслед уехавшей машине. Потом перевела взгляд на зажатые в ладони ключи. Потом — на синий с золотыми звездами круглый купол Троице-Измайловского собора. А потом запрокинула лицо к небу и широко и счастливо улыбнулась.
Объект пятнадцатый: «Суоменлахти»
А мы тут, знаете, всё плюшками балуемся.
Он опоздал. Влетел в приемную весь, что называется, в мыле. Секретарь встретила его не очень любезно, но двери отворила. Сначала — шкафа для верхней одежды, а потом кабинета.
