И было ей так хорошо и прекрасно, как только может быть в детстве, в те мгновения, когда у тебя все отлично, тебе весело, радостно и счастливо на всю широту, аж до неба.
–А ты знаешь, что арбуз это ягода?– неожиданно спросил Матвей.
–Я-агода-а-а…– протянула совершенно потрясенная данным фактом Клавочка и посмотрела на парня расширившимися от поражения глазешками. Подумала и высказала свои серьезные сомнения по поводу данного утверждения:– Ягоды же маленькие,– она показала пальцами, какими должны быть ягоды, по ее весьма компетентному мнению профессионального поедателя этих самых ягод,– как клубничка или малинка. А это же арбуз,– подчеркивая масштаб растения, басом произнесла Клавдия и изобразила руками совсем другой размер.
–Да,– согласился парень,– и все-таки это вот такая ягода. Так ученые утверждают.
Клава задумалась о странных ученых, которые могут утверждать нечто подобное. Почему-то у нее не возникло даже дуновения или легкого намека на сомнения в том, что, может, это не ученые вовсе, а как раз таки сам Матвей говорит неправду. В неведомых ученых она сомневалась гораздо больше.
–А еще они выяснили, что арбуз больше чем на девяносто процентов состоит из воды,– добавил он Клавдии поводов к размышлению.
–Это как?– спросила она.
–А вот так,– решил на примере показать ей Матвей.
Подошел к небольшой лужице недалеко от скамейки и бортиком ботинка скинул в нее совсем немного земли с газона.
–Вот, приблизительно столько в нем воды и совсем немного волокон.
–Так что,– посмотрела на него расширившимися от потрясения глазами подошедшая и вставшая рядом Клавочка,– получается, что мы едим воду?
–Выходит, что да, едим воду,– подтвердил он ее предположения.
И вдруг улыбнулся своей потрясающей улыбкой, преобразившей весь его серьезно-сосредоточенный вид, и рассмеялся, добавив:
–Но очень вкусную, фруктовую воду.
Они доели ягоду-воду под названием арбуз, и тут выяснилось, что у мальчика Матвея имеется в наличии еще и упаковка бумажных платков, которыми он старательно вытер руки, подбородок и губы Клавдии, но это не сильно помогло, поскольку руки у них обоих стали липкими. И пришлось Матвею не только проводить девочку до квартиры и «сдать» ее прабабушке Марии Анисимовне, но и вместе с Клавой отмывать руки от засохшего арбузного сока в ванной комнате. После чего Мария Анисимовна усадила их обоих пить чай с еще теплым овсяным печеньем, которое только недавно испекла.
Так и повелось: когда у Клавочки заканчивались уроки, она отправлялась на продленные занятия, где вместе с другими ребятами делала домашнюю работу по всем предметам, а потом они слушали, как им читают вслух всякие интересные книжки, и играли в увлекательные развивающие игры. А когда продленка заканчивалась, за ней приходил Матвей.
Он закидывал на плечо ее рюкзачок поверх своего, брал Клаву за руку и сопровождал, как обозначила их прогулки Софья Михайловна, девочку до квартиры, где передавал Марии Анисимовне. Иногда они втроем пили чай с какой-нибудь вкусностью, которую пекла прабабушка Клавы, но редко: как правило, Матвей торопился по каким-то своим важным делам, казавшимся Клавочке таинственными и непременно чудесными.
Большую часть дороги до дома Клавдии они молчали, вернее, молчал Матвей, а Клава просто шла рядом с ним. Ей никогда не было неловко или скучно, и ее нисколечко не смущало и не угнетало это его молчание: она твердо знала, что он не просто так себе молчит и глупости всякие в голове думает– он РАЗМЫШЛЯЕТ.
Иногда решает задачки или мысленно играет в шахматы, иногда обдумывает какие-то важные дела или, как он ей объяснял, принимает решения, взвешивая аргументы за и против. Что такое аргументы, Клава не знала и спросила у него, а он объяснил, что это такие ответы на вопросы. Например: если я сделаю вот так, то что в результате моих действий получится, каковы будут их последствия и что из этих последствий хорошо для меня, а что плохо и только навредит.
Иногда он рассказывал ей какие-то странные, серьезные научные вещи, поражавшие маленькую Клавочку до глубины души.
–Знаешь, почему листья на деревьях становятся такими яркими и разноцветными?– спрашивал Матвей, когда восторженная Клава моталась по скверу, с удовольствием подбивая ногами засыпавшие газон листья, сброшенные деревьями, и шурша ими.
–Потому, что они постарели и умерли?– выдвигала свою версию этого природного явления Клава.
–Можно сказать и так,– кивал он и добавлял разъяснений:– По-научному это называется «потеря хлорофилла». Это такой пигмент, который любит тепло и солнце. Когда солнца и тепла становится мало и они нужны самому дереву, чтобы подготовиться к зиме, он перестает их наполнять, и листья теряют зеленый цвет, желтеют, краснеют и опадают.
–А хлофил этот куда девается?– выясняла внимательно слушавшая его Клавочка.
–Исчезает,– пожимал Матвей плечами.
–Значит, он предатель. Бросает листики и сбегает, когда им холодно и плохо,– вздыхала Клавочка, жалея листья.– А откуда ты это знаешь?
–Прочитал в научном журнале.
–Научном– это который ученые пишут?– выясняла девчушка.
–Они,– усмехался парень.
–Какие-то странные и неправильные эти ученые,– размышляла Клава.
–Почему?– улыбался он своей чудесной улыбкой.
–Потому что изучают то, что и вовсе изучать и не надо. Зачем им этот хлофил предательский? Вот взяли бы и придумали, как все ягоды сделать такими, как арбуз.– И она изобразила руками большой шар и рассмеялась.– Вот было бы здорово: малина как мяч, или клубника, или крыжовник.
–Стань ученым и придумай, как вырастить большие ягоды,– предложил Матвей.
–Нет,– покрутила головой Клавочка и сообщила с самым серьезным видом:– Я ученым не могу, мне надо дедушке зубки вылечить.
И, мгновенно перескакивая на другую тему, спросила:
–А ты крыжовник любишь?– И, не дожидаясь его ответа, оповестила:– Я очень люблю, он такой сладенький и кисленький. На дедушкином огороде растет.
Клавдия могла идти и бесконечно развивать какую-нибудь тему, захватившую ее в этот момент, не обращая никакого внимания на то, что Матвей ей не отвечает, и в разговоры-диспуты с ней не пускается, и не отделывается утвердительным мычанием, кивками и редкими «да», чтобы показать, что вроде как слушает. Просто молчит, и все. Но она точно знала, что он слышит все, что она говорит, и это совершенно не мешает ему РАЗМЫШЛЯТЬ, и в любой момент она может задать ему прямой вопрос, и он обязательно ответит.
И она трещала-щебетала в свое удовольствие, припрыгивала от переполнявшей ее энергии, смеялась или становилась серьезной и задумчивой по ходу своих рассуждений, и было ей очень хорошо и всегда интересно рядом с этим странноватым, удивительным мальчиком-юношей Матвеем Ладожским.
А однажды он ее спас…
