И самое большое счастье было то, что после того, как мы закончили и лежали, обнимая друг друга, впереди у нас было еще много-много часов вместе. Здесь, в этой квартире, вдвоем.
Не только для секса, но и для разговоров, неспешного ужина, мелких рабочих дел, от которых все равно не избавиться ни мне, ни ему.
— Что закажем на ужин? — Герман встал, чтобы забрать телефон со столика в прихожей, куда бросил его много часов назад, когда мы ввалились в квартиру и сразу начали целоваться. — Лично я голодный.
— Ммм… — я потянулась к своей сумке, чтобы выудить из нее бледно-розовый пеньюар, захваченный специально для этого вечера и ночи. Шелк обтекал мои бедра и грудь и делал меня соблазнительной и развратной. Очень хотелось быть такой. — Может быть, я что-нибудь приготовлю для тебя?
Герман поймал меня на повороте к кухне, и его ладони скользнули под шелк, сразу касаясь кожи, словно предыдущие пара часов не насытили его голод. А потом я и ахнуть не успела, как он сдернул с меня пеньюар, вновь оставив обнаженной.
— Люблю, когда ты ходишь совсем голой, — заявил он, закидывая шелковую тряпочку повыше на вешалку. — И поэтому готовить ты не будешь, голой это делать опасно.
— Я так быстро перестану тебя возбуждать, — пожаловалась я, нежась в его ладонях, оглаживающих меня со всех сторон. Их тепло обволакивало и скользило по коже не хуже шелка.
— Меня возбуждает не голое тело, — сказал Герман, оставляя горячий поцелуй на плече. Он жег кожу, словно клеймо с лилией и напоминал, что несмотря на детей, мужа, работу и остальных претендентов, полностью я принадлежу только ему.
— А что?
— Ты.
Интересно, а Полина тоже ходит по дому голая?
Хотя нет, неинтересно.
Мне интересно только то, как ходит Герман — в серых спортивных штанах и белой футболке — а мне не разрешает надеть даже стринги!
Когда я пожаловалась, что не могу садиться голой попой на стул в чужой квартире, он привлек меня к себе и усадил этой голой попой себе на колени. Ужинать так было не очень удобно, зато очень, очень увлекательно.
А потом вскипел чайник, и мы пошли смотреть телевизор и пить чай, заедая острые моменты фильма маленькими печеньками с корицей. Я валялась, закинув ноги Герману на колени, а он все время отвлекался от фильма, чтобы что-то ответить собеседникам в телефоне.
Я сходила за добавкой чая и поворчала, что кто-то не закрывает кухонные шкафы — я чуть лбом не вписалась в дверцу. В ответ Герман прикусил мою губу, а когда я начала пищать — опрокинул на кровать, завернул в покрывало, как шаурму и оставил так лежать на добрых полчаса, пока опять занимался срочной работой. Выбраться-то самостоятельно я не могла!
Мы так усиленно притворялись, что уже давно живем вместе, что у нас своя рутина, свои привычные шутки, свои поводы для раздражения и «я тебе сто раз говорила!», что почти поверили в это.
И даже спать пошли, как люди, прожившие десяток лет вместе — он отвернулся, а я спряталась между ним и стеной, обняла его за спину и уткнулась лицом между лопаток, чувствуя себя защищенной от всех опасностей большого мира. Без всякого секса, только нежность и привычка.
Ну… почти. Через пару часов я проснулась от смутного томления во всем теле и обнаружила, что меня уже давно целуют во всех приличных и неприличных местах.
— А поспать сегодня планируется в программе? — проворчала я, закидывая ноги Герману на пояс и двигая бедрами так, чтобы ему было удобнее скользнуть в меня.
— Ты спи, спи… — мурлыкнул он на ухо. — Я тебя не потревожу.
Но он, конечно, потревожил.
Только любая игра рано или поздно заканчивается, а жизнь друг с другом мы еще не заслужили. Поэтому после утреннего сладкого секса — не просыпаясь, в полудреме — Герман ушел в душ и вернулся оттуда уже совсем другим. Свежим, собранным, с холодными глазами.
Я не удержалась от горького:
— Смыл меня с себя?
Он вздернул голову, но я уже спряталась в ванной и заперла за собой замок. А бесшумно плакать я умела уже много лет.
Быстрый завтрак закончился быстрым же поцелуем в щеку у дверей. Это могло бы быть началом весьма горячей сцены — он в костюме и белоснежной отглаженной рубашке, с тяжелыми золотыми запонками на манжетах и в блестящих ботинках. Я — обнаженная, растрепанная, теплая, готовая на все для него, привстаю на цыпочки, чтобы его руки легли ровно на изгиб спины.
Но стало концом игры.
— Вечером?.. — спросила я.
— Не получится, — покачал головой он.
В отличие от настоящего мужа, Герман не вернется ко мне после работы.
А я не встречу его такая же теплая и разморенная от сна, обнаженная и готовая на все
Квартира оплачена до обеда, я могу еще поспать — но смысл?
За Германом закрылась дверь, и в дом пришла пустота.
Сразу стало понятно, что мы просто притворялись. Жизнью эту квартиру наполняла только наша фантазия. И даже оставшаяся распахнутой дверца шкафа больше не раздражала.
Так что, я собралась и поехала на работу.
Третий этаж торгового центра больше не вызывал у меня никаких эмоций. Герман теперь бывал в головном офисе редко, поэтому я спокойно ходила туда за своим любимым кофе и даже почти не косилась на его банк.
Но не сегодня.
Почему-то именно сегодня щемило сердце при взгляде на прозрачные стены и светлые тона интерьеров. Да так сильно, что я нет-нет, да потирала грудь украдкой, гадая, что за новая напасть.
А потом из распахнутых дверей банка вышел Герман. Обнимая за талию Полину и держа за руку Марусю.
В первую секунду я замерла от неожиданности и чуть не попалась им на глаза. К счастью, Герман как раз наклонился к дочери, чтобы выслушать ее, а Полина обернулась, чтобы помахать подружкам из банка.
А второй секунды мне хватило, чтобы спрятаться за спину большого рыжего парня, стоящего в очереди передо мной.
Тот отнесся с пониманием и даже не стал искать глазами того, от кого я пряталась.
— Какой кофе сегодня для прекрасной леди? — сверкнул белоснежной улыбкой бариста.
— Со вкусом моих слез, — буркнула я.
— Соленую карамель?
Сейчас. К тебе
Сейчас. К тебе
«Если бы ты пропал, я бы просто сошла с ума».
«Я никуда не пропаду. А если пропадешь ты — найду, где угодно».
Все-таки мы выполнили свои обещания.
Я сошла с ума, а он меня нашел.
И теперь так горько и так сладко утыкаться в него лицом, чувствовать руки на своих плечах, на талии, на бедрах. Устраиваться у него на коленях, сворачиваясь клубочком, молча, глотая слезы, пока он гладит меня по голове.
