Герман ждет, пока створка ворот поднимется достаточно, слегка пригибает голову и уходит прямо в ад урагана. Без зонта и пешком. Один.
У меня подкашиваются ноги.
Давно. Просто я придумываю себе много лишнего
Давно. Просто я придумываю себе много лишнего
Одиночество бывает невыносимым. Кажется, будро весь мир разбился на парочки, и у всех, вообще у всех есть, к кому прижаться, когда холодно или грустно.
Кроме меня.
Особенно вот в такие моменты, когда за окном хлипкого дачного домика третий день шел дождь, и тяжелые белые гроздья гортензий все сильнее клонились к земле, а еще сочную зеленую траву уже покрывали первые желтые листочки, сбитые крупными каплями с веток.
В доме было зябко, и я все время грела чайник, и от его пара запотевали окна.
В обед выскакивала в дождевике и резиновых сапогах в теплицу — набрать помидоров на салат. Вечером при свете фонарика обрывала малину — к чаю вместо конфет.
Конфет хотелось невыносимо — от одиночества. Казалось, что шоколад может заменить любовь, но он оставлял лишь приторный вкус во рту и лишние килограммы на боках.
По ночам я обнимала подушку изо всех сил, но она не отвечала взаимностью.
Заканчивалось долгое жаркое лето, за время которого я очухалась после тяжелого романа со своим сумасшедшим и, увы, женатым музыкантом. По советам подруг я завела с десяток вялых переписок на сайтах знакомств, соглашалась на все предложения свиданий и флиртовала с мужчинами даже в комментариях к политическим новостям. Но свидания предлагали редко — мое уныние сочилось даже сквозь экран.
Унывать было от чего. Работы мне доставалось все меньше, и я перебралась на дачу, где по будням с наступлением сентября было пустынно — даже соседи приезжали только на выходные. Лишь голодные коты, брошенные хозяевами на участках, приходили на закате и противными голосами требовали выполнять свои обязанности представителя человеческого рода. Я открывала на день банку тушенки из бесконечных «кризисных» запасов в подполе, и бывало, что котам доставалась большая часть.
Мне хотелось только шоколада. И любви.
В одиночестве я завела привычку озвучивать свои мысли вслух и уже немного побаивалась, что не сумею отвыкнуть от нее, когда вернусь в цивилизацию.
Особенно часто я разговаривала со своим мужчиной мечты. Которого не было рядом со мной, но я была еще не готова смириться с тем, что его не существует вовсе.
— Может быть, ты где-то тоже думаешь сейчас обо мне? — говорила я, рисуя на запотевшем стекле сердечко. На плите пыхтел чайник, варилась гречка для вечерней каши с тушенкой котам и закипала вода под пельмени мне. — И спрашиваешь, почему я никак не появляюсь. Не может же быть, чтобы я была совершенно одна в этом мире? Без своего человека, с которым я почувствую себя дома?
Громко тикали часы над дверным проемом, натужно гудел старый холодильник да барабанил дождь. Делать было совершенно нечего, и я достала из выдвижного ящика буфета лист бумаги и простой карандаш.
«Придумай идеального мужчину, — советовала мне бывшая сокурсница Дашка, которой я как-то пожаловалась в минуту слабости на свое одиночество. — Напиши все-все-все его качества на листочке. Без компромиссов, не делай заранее скидки и допуски на швы. Такого, какого хочется всей душой».
— И дальше что? — спросила я вслух, когда закончила исписывать третий лист.
Придумывать мужчину мечты было сладко. Мне нравилось в этом воображаемом герое абсолютно все — как он умеет носить деловые костюмы, водит большие машины, предпочитает горький шоколад с апельсиновыми цукатами, пьет чай с жасмином, спит на животе, подмяв под себя подушку, обожает скорость, ходит босиком при любой возможности и ненавидит одноразовый секс — слишком быстрый и неловкий, без глубокого погружения в эмоции.
Мечты о таком сексе — это были последствия тех самых диалогов на сайтах знакомств, где буквально каждому первому мужчине было настолько глубоко все равно, куда совать, что даже на фото они первый раз смотрели только подходя к месту свидания. Чтобы хоть узнать ту, с кем встречаются.
Но теперь листки бумаги с подробно расписанными качествами лежали передо мной абсолютным свидетельством моей глупости.
Если убрать ерундовую мелочевку вроде любви к шоколаду или стихам Гумилева, получался слишком крутой мужик, которому, конечно, нахрен не сдалась журналистка-неудачница, которой к тридцати куда ближе, чем к двадцати. Ни длинных ног, ни идеальной фигуры, ни горлового минета в списке достоинств. Ни желания обтесывать себя под идеал крутого мужика.
Так что психологический смысл этого упражнения: «хочешь принца — сама стань принцессой» на мне тоже сломался. Одним из первых качеств мужчины мечты я вписала абсолютную любовь и восхищение именно мной, такой, какая я есть — и не за мифические достоинства вроде навыка лепить тысячу пельменей за вечер, а просто потому что я — это я.
Я скомкала листы и заснула их в печку. Накидала туда березовых чурбачков, бересты и подожгла. Корявые строчки на листах скорчились, превращаясь в пепел, но поджигая хорошо высушенные дрова. Через пять минут печка разгорелась как следует, а еще через двадцать в доме стало намного уютнее и теплее. Даже дождь за окном перестал казаться трагедией. Ну, подумаешь, осень. Зато Новый Год скоро. А там уже опять весна.
Лежащий на столе телефон коротко звякнул, показывая пришедшее сообщение от одного из десятка мужчин, с которыми я болтала от нечего делать. Его звали Игорь, и он нравился мне тем, что не торопил события. Не требовал немедленно запрыгнуть с ним в постель и даже к идее свидания подводил настолько постепенно, что я уже сама была готова его пригласить выпить кофе.
«Что ты делаешь в эту пятницу?» — писал он.
Я улыбнулась, поднимая телефон. Интересно, он тщательно рассчитал время или просто само так удачно вышло? В пятницу я как раз планировала вернуться в город, чтобы не мешаться под ногами у мамы и тети, спасающих урожай. Ну и чтобы меня саму не припахали.
«У тебя есть интересные предложения или мне притвориться невероятно занятой?» — напечатала я в ответ.
«Зачем притворяться?» — спросил он тут же, и я поморщилась.
Хороший парень, но все-таки чуточку душноват.
Даже не так. Хороший парень и с ним интересно — просто чуть-чуть не стыкуются разъемы. То я теряю его мысль, то он не выкупает мои шутки. Словно западает клавиша, когда я играю сложную пьесу на старинном пианино. Даже не каждый раз — но западает.
Зато в остальном…
В остальном-то он хорош.
Любит животных, хочет детей, не считает женщин меркантильными, когда они просто хотят свидание в ресторане, а не в парке на лавочке.
