Утром слышу, как Игорь собирается на работу, но из комнаты специально не выхожу. Боюсь показываться ему на глаза, боюсь столкнуться лицом к лицу. В девять утра звонит папа и предлагает встретиться нам вдвоём. Еще вчера я бы отказалась, но сейчас соглашаюсь.
В обед еду с ребенком в кафе у здания суда. Когда захожу, папа уже ждет меня.
— Сонечка! — подскакивает на ноги. — Ну куда ты ушла?
Не отвечаю. Сажусь за столик напротив него.
— Сонь, я поговорил с мамой. Она больше не будет.
— Ты до этого уже десять раз с ней говорил, — прохладно отвечаю.
— Она больше не будет, — повторяет с нажимом.
К нам подходит официантка, мы делаем заказ.
— Папа, я не буду жить под одной крышей с мамой, — бескомпромиссно заявляю, как девушка уносит меню.
— Соня, хватит. Она больше ничего не будет тебе говорить.
— Пап, если ты позвал меня уговаривать вернуться, то я встану и уйду прямо сейчас. Я не буду жить с мамой больше ни-ког-да.
Из его груди вырывается тяжелый вздох. Несмотря на то, что я сейчас ну в крайне безвыходном положении, домой все равно не вернусь. Лучше вокзал с бомжами, чем моя мать.
— Это временно, — пытается до меня донести. — Мне нужна пара месяцев, чтобы купить тебе квартиру. Я не могу сделать это за один день. Деньги вложены в различные активы, мне нужно их достать.
Я аж перестаю дышать. Речь о покупке квартиры для меня раньше никогда не шла. Вообще не было речи о том, чтобы покупать какую-то недвижимость, не важно для меня или для всей семьи. Мы никогда не бедствовали, но в то же время я бы не сказала, что мы очень богаты. Зарплаты родителей всегда уходили на нашу безбедную жизнь в настоящем: отпуска за границу два-три раза в год, ремонт на даче и баловство в виде новой шубы для мамы или новой машины для папы. Мы стандартный московский средний класс.
Но купить новую квартиру — это слишком даже для нашей обеспеченной семьи.
— Откуда у тебя деньги? — удивляюсь. — Я думала, все сбережения ушли на мое наблюдение в больнице и роды. Я ведь лежала в платном стационаре всю беременность. Моя индивидуальная палата стоила десять тысяч в сутки.
— У меня есть еще сбережения. Просто они инвестированы, потребуется время, чтобы достать эти деньги. Но максимум два месяца — и у тебя будет своя квартира.
Чувствую, как по позвоночнику бежит озноб. В голову врывается голос Димы:
«Твой отец берет взятки».
«Он оправдал за взятку убийц моего отца».
— Откуда, папа? — спрашиваю не своим голосом.
— Заработал.
— Каким образом?
Отец снова вздыхает. Я же отрешенно подаюсь назад, но упираюсь в спинку стула. Официантка приносит заказ, я даже не притрагиваюсь к нему: руки будто онемели. И только Димины слова про взятки крутятся в голове, словно заевшая пластинка.
Я помню, как папа честно признался мне в том, что за деньги оправдал убийц Диминого отца. Но то, кажется, было в прошлой жизни. Потом папа был рядом, поддерживал меня, и, если бы не он, то Владик бы не родился.
Но сейчас воспоминания о взятках нахлынули с особой силой. Перед глазами стоит Дима, который честно говорит, что знает моего отца уже очень и очень давно. И, наверное, только сейчас, когда Дима погиб, я в полной мере осознаю весь ужас совершенного моим отцом поступка.
Ведь кто-то точно так же убил Диму, как некогда убили его отца. Найден ли Димин убийца? Или в армии по-тихому замяли гибель молодого парня из неблагополучной семьи?
Чуть поворачиваю голову в бок и смотрю на спящего в коляске сына. Нашего с Димой сына. А потом снова смотрю на папу и чувствую отвращение от того, что по моим венам течет его кровь.
— Не нужна мне от тебя квартира.
— Сонь, сейчас не время для принципов.
— Откуда у тебя деньги на квартиру, пап? — повышаю голос.
— Заработал.
— Взятками?
— Соня, говори тише, — понижает голос до шепота. — Это кафе возле суда.
— Ты оправдал за взятку убийц Диминого отца. Хочешь купить мне квартиру на эти деньги? Или на деньги от какой-то другой взятки?
Видно, что отцу неловко. Но не понимаю, от того ли, что я задаю такие вопросы, или от того, что обсуждение взяток идет в кафе возле суда, где нас могут услышать папины коллеги.
— Соня, ты можешь уже успокоиться? Что на тебя нашло? — злится.
А я не знаю, что на меня нашло. Просто вдруг всколыхнулись в памяти Димины слова о том, что моей отец оправдал за деньги убийц его отца. Я не думала об этом после аварии, все мои мысли были заняты ребенком. А сейчас не могу дышать спокойно.
И, получается, папа лечил меня тоже на деньги от взяток? И Владик родился, только благодаря тому, что папа брал взятки?
Мне становится дурно.
А еще папа просил меня расстаться с Димой, потому что если бы в суде узнали, что я состою в отношениях с Соболевым, отца бы уволили. И я поняла, приняла этот аргумент. В отличие от маминого истеричного крика «Этот опасный тип сломает тебе жизнь», у папы были веские основания просить меня о расставании с Соболевым: ведь я ставила под угрозу его работу.
Но оказалось, что отец сам ставил под угрозу свою работу, куда сильнее, чем я…
Ком к горлу подступает, слезы жгут глаза.
— Сонечка, не будь так категорична, — папа смягчает тон. — Я обеспечу вас с Владиком недвижимостью и деньгами, все будет хорошо. Но у меня сейчас нет свободных денег, чтобы вот прям щас купить тебе квартиру. Свободные деньги ушли на твоё наблюдение в больнице. Остальные деньги у меня выгодно вложены, и требуется время, чтобы вытащить их из активов.
— Ничего мне от тебя не нужно, — бормочу, снимая пуховик со спинки стула.
— Соня, ну что с тобой? — устало произносит. — Куда ты собралась?
— Купи лучше на эти деньги бриллиантовое колье маме, она обрадуется. А мне не надо ничего.
— Соня, сядь немедленно! — строго произносит.
Но я уже встала и застегиваю пуховик на молнию. Отец поднимается следом, собираясь меня остановить.
— Я сейчас заору на все кафе, что ты берёшь взятки, — грозно предупреждаю, чтобы не смел мешать мне уйти.
Отец повинуется, остается на месте, видимо, все же очень боясь, что в суде узнают про его коррупцию. Беру коляску и стремительно выбегаю из заведения. В метро по дороге до квартиры Игоря в голове всплывает еще один эпизод с Димой: литературный клуб и обсуждение «Дубровского», во время которого Соболев уверенно заявил, что все судьи берут взятки. Я тогда оскорбилась, ведь мой папа — честный судья, думала я.
А в детстве я и вовсе считала папу Бэтменом… Его чёрная судейская мантия так напоминала костюм этого супергероя.
