По ее щеке скатывается слеза.
— Любимая, не плачь, — стираю пальцем слезинку.
— Мне страшно представить, что мы могли снова не встретиться. Мы же по чистой случайности нашлись.
Здесь я с Соней согласен. Мы могли больше никогда не увидеться. Я не собирался ее искать. От этой мысли сердце кровью обливается. Сжимаю ладонь в кулак, злюсь на себя.
Почему я не искал ее??? Почему???
Зачем внушал себе, что больше не люблю??? Что она мне не нужна???
Убираю письмо в конверт и достаю новое.
— Они не по порядку идут.
— Ничего.
Собираюсь с духом прежде, чем начать читать. Понимаю, что эти письма не будут легкими. В них Соня обнажала душу, выливала на бумагу всю боль, что копилась в ней.
«Дорогой Дима!
Наш малыш уже вовсю меня пинает. Особенно сильно активничает по утрам и ночью в районе двенадцати часов. Я сначала испугалась, чего это он пинается в двенадцать ночи, разве не должен спать в это время? Но медсестра сказала, что это не я решаю, когда малышу спать, а малыш решает, когда спать мне. Причем, по ее словам, так будет ближайшие года три.
Но когда наш малыш толкается, это самые чудесные чувства для меня. Я кладу руку на живот, прикрываю глаза с блаженной улыбкой и наслаждаюсь каждым его толчком. Как бы я хотела, чтобы ты тоже приложил руку к моему животу и почувствовал нашего малыша.
Я очень сильно тебя люблю,
Твоя Белоснежка».
Писем много. С комом в горле я весь день читаю одно за одним. А потом перечитываю по второму кругу, стараясь выстроить их в хронологическом порядке.
— Видишь, как я была несчастна без тебя, — Соня обнимает меня. — Поэтому не слушай никого, кто говорит, что ты сломал мне жизнь. Это они сломали. А ты собрал меня по кусочкам. Я счастлива с тобой.
Глава 74.
Дима Соболев
— Игорь написал, что уже едет.
Новый день и для меня, и для Сони очень нервный. Сегодня ее муж должен привезти обратно Влада. И мне предстоит встретиться и поговорить с ребенком. Уже как с сыном.
— Не переживай, — Соня старается меня приободрить. — Игорь сказал, что у Влада хорошее настроение. Он за эти дни ни разу не плакал. Да и я с Владом каждый день по телефону разговаривала. Все нормально. Он уже начал привыкать.
Но я все равно переживаю за то, как Влад отнесётся ко мне в новой роли. Установить отношения с сыном — сейчас самое главное для меня. Я на все готов, чтобы завоевать его любовь, уважение и доверие.
Через полчаса бывший муж пишет Соне, что подъехал. Белоснежка спускается вниз за ребенком и через пять минут поднимается обратно. Когда слышу детский голос в прихожей, сердце делает сальто.
— Владик, у нас в гостях папа Дима, — осторожно произносит Соня.
Повисает тишина. Влад не отвечает. В этот момент я выхожу из спальни.
— Привет, — говорю ребенку и стараюсь улыбнуться.
Влад впивается в меня испуганными глазами, как будто я не живой человек, а привидение. Глядит, не мигает. Делает глубокий вдох, порываясь что-то сказать, но не произносит ни звука.
Гнетущая тишина затягивается. Соня присела на корточки возле ребенка, чтобы развязать ему шнурки, но тоже замерла. В прихожей настолько тихо, что слышно жужжание мухи на кухне.
— Здрасьте, — смущенно произносит Влад и опускает взгляд к шнуркам. — Мам, я сам.
Снимает обувь и быстро шагает в детскую комнату. Как только переступает порог, сразу закрывает за собой дверь.
Соня поднимается на ноги и разводит руками. Весь день она держалась на позитиве, а сейчас достаточно одного взгляда на Белоснежку, чтобы понять: растеряна, испугана. Подхожу к ней.
— Давай дадим ему немного времени, — едва слышно говорю.
— Сколько еще? Несколько дней прошло!
— Двадцать минут.
Пускай Влад осознает и привыкнет к мысли, что я могу находиться у него дома. Пускай осознает и привыкнет, что может невзначай столкнуться со мной в коридоре. И что при этом я не просто какой-то дядя. Я папа.
Выждав двадцать минут, я подхожу к двери детской и тихо стучу. В ответ мне — тишина. Через несколько секунд повторяю стук. Потом снова. Через пару минут, когда ответа так и не следует, осторожно опускаю ручку и заглядываю в комнату.
Ребенок сидит за детским столиком. Перед ним альбом, карандаши и фломастеры. Рисует. Конечно, он слышал стук в дверь и боковым зрением видит, что я ее открыл.
— Можно к тебе? — спрашиваю.
Прямое обращение с вопросом все-таки заставляют Влада поднять на меня голову. Глядит с сомнением. Через несколько секунд, видимо, пережив внутреннюю борьбу, одобрительно кивает.
Прохожу в детскую и прикрываю дверь. Опускаюсь на корточки возле Влада, чтобы быть с ним на одном уровне.
— Ненавидишь меня? — спрашиваю с грустной улыбкой.
Отрицательно качает головой. Минус один тяжёлый камень с души.
— Но тебе странно думать, что я могу быть твоим настоящим папой, так ведь?
Согласно кивает.
— Думаешь: «Ну как так? Всегда был один папа, а теперь появился второй. Да еще и настоящий»?
Снова кивает.
— Понимаю тебя. Ситуация у нас и правда фиговая.
Влад отводит глаза к рисункам. На листках бумаги неумелой детской рукой нарисованы автомобили.
— Так ты не только компьютеры любишь, но и машины? — удивленно спрашиваю.
Кивает.
— Какие тебе нравятся?
Я задал вопрос, на которой не получится кивнуть или отрицательно качнуть головой. Придется ответить голосом.
— Как в фильмах про гонки, — тихо говорит.
— Мне тоже такие нравятся, — радостно улыбаюсь, найдя еще одно сходство с сыном. — У моего друга много таких. Хочешь, свожу тебя к нему? У него машины, как в фильме «Форсаж». Знаешь такой фильм?
Снова кивает.
— У моего друга несколько гаражей, и там такие машины. Он их ремонтирует, красит, а потом эти машины участвуют в гонках. И сам он тоже настоящий гонщик.
Влад переводит на меня заинтересованные глазки.
— Как в «Формуле-1»?
— Ага.
Ребенок рассматривает меня, как будто хочет что-то сказать, но не решается. Мне же невыносимо трудно дышать. Для своего родного сына я — чужой. И мне даже страшно представить, какой раздрай творится в его доброй детской душе, как сильно болит его маленькое сердечко.
— Почему вас не было раньше? Где вы были? — спрашивает со справедливым укором.
