Стоит об этом подумать, как телефон на тумбочке начинает вибрировать.
— Да, пап, ну что? Придумал?
— Придумал, Яна. Не знаю, как тебе, а мне очень нравится.
— Ну.
— Багдасарова Алина Эриковна.
Вообще-то Андреевна. Но у нас уже перебор с людьми в реанимации, поэтому решаю повременить с подобным признанием. Мама в курсе, и этого пока достаточно.
— Ну что ты молчишь, мартышка? Нравится? Или нет?
— Нравится, — честно отвечаю я, повторяя про себя имя дочери, только с отчеством Андреевна. Бусинке подходит. Хоть я ее и не видела. — А что означает это имя?
— Нежная, маленькая, благородная. Ну чисто твоя Бусинка. Правда? А вы не хотели доверять мне такое важное дело.
В носу начинает щипать, в глазах опять собираются слезы. Да когда они уже закончатся?!
— Ты замечательный, пап, — шепчу я, проглатывая ком в горле.
— Тогда даю отмашку, чтобы делали документы? Или еще подумаем? Но имей в виду, мама не просто так называет меня везунчиком. Я не могу выбрать плохое имя своим детям. Вы у меня самые умные, здоровые, красивые… — перечисляет отец.
Эрик-младший, Богдан и Руслан получились как на подбор, а про меня спорно, пап. В семье не без урода. Так, кажется, говорят? Тем не менее я здоровая. Была до этой беременности. Сейчас чувствую себя дряхлой развалиной.
— Твой вариант мне нравится. Думать больше не нужно. Бусинка будет Алиной.
— Ну вот и отлично. — В голосе отца слышится радость, и он еще раз произносит с гордостью: — Багдасарова Алина Эриковна.
А я про себя поправляю его: «Ковалёва Алина Андреевна».
15 глава
Просыпаюсь в холодном поту и долго смотрю в потолок, пытаясь избавиться от навязчивых образов из сна. Я всего несколько дней в больнице, а чувство такое, что нахожусь здесь больше месяца. Зажмуриваюсь и глубоко дышу. Проходит пять минут, десять, но лицо красивого подросшего мальчика стоит перед глазами и даже не собирается исчезать.
Никогда раньше его не видела, но догадываюсь, кто это может быть. От этого еще больше становится не по себе. Хотя и без того тяжело. А думать, что мальчик, возможно, ребенок Андрея и Натали — невыносимо. Не понимаю, зачем он снится мне вторую ночь подряд? Куда меня тянет, взяв за руку? Как будто хочет что-то показать.
После обеда переводят в обычную палату, и первое, что я делаю — стараюсь встать с кровати. Штормит, голова плывет, шов внизу дергает, грудь ноет от прилива молока — я испытываю калейдоскоп неприятных ощущений. Но это ничто в сравнении с болью, которая терзает мое материнское сердце, когда представляю, как сложно сейчас дочери в реанимации. И я ничем не могу ей помочь. Абсолютно ничем.
Отделение патологии, где моя Бусинка лежит в инкубаторе, находится на другом этаже. Ей предстоит серьезное хирургическое вмешательство и долгое восстановление. У Алины есть все шансы выжить, окрепнуть и перенести операцию. По крайней мере, так говорит врач. Почему беременность осложнилась патологиями, у него нет ответа. Лишь предположение, как и у врача из Калининграда, что изначально было два эмбриона. Один перестал развиваться на раннем сроке, а второй очень хотел жить. И вопреки неблагоприятным прогнозам продолжает это делать и после рождения.
Все эти дни пытаюсь анализировать, что могло пойти не так и есть ли в этом моя вина? Ведь я много нервничала, перенесла болезнь на ногах и совсем себя не берегла... Только какой в этом смысл?
Медсестра приходит около четырех вечера. Наконец-то удалось уговорить ее показать мне Бусинку.
Переступив порог отделения, подхожу к кувезу, где лежит моя девочка, и не знаю, как остаюсь стоять на ногах. Всхлипнув, закусываю губу и перестаю дышать. Я предполагала, что Алина будет маленькой и хрупкой, но чтобы настолько... Сейчас передо мной косточки обтянутые кожей, огромные глаза… По размерам дочь чуть больше ладони.
— Обычно она все время спит, — рассказывает подошедшая медсестра, которая следит за детками в реанимации. — А сейчас маму почувствовала, глазками хлопает. Ты можешь ее потрогать. — Показывает на отверстия в кувезе. — Только недолго. Малышка еще очень слабенькая, но вес потихоньку набирает.
Хочу к ней прикоснуться. Потрогать свою Бусинку. Очень! Но не могу отвести взгляд от ее больших черных глаз. Таких красивых, таких глубоких. Как у мальчика из сна, один в один... Что, если снится мне вовсе не сын Натали, а мой? Может, у врача будет ответ на вопрос про второго моего ребенка? Однако не уверена, что хочу знать его пол...
Бусинка лежит неподвижно, ее маленькое тельце все в проводах, на голове шапочка. Я протягиваю руку к отверстию, трогаю ножки, пальчики и ловлю себя на мысли, что плакать совсем не хочется. Несмотря на трудности, со мной произошло самое настоящее чудо — я стала мамой и люблю эту малышку больше всех на свете. В это мгновение не просто верю, а даже уверена, что Алина будет жить и не оставит меня. Да и как можно оставить? Зачем? Мы ведь были одним целым, наша связь навсегда.
— Ты поправишься, моя любимая, — шепчу я, любуясь своей Бусинкой. — А я буду рядом. И не только я. Знаешь, сколько у тебя родни? Много! И мы с тобой единственные девочки в семье, представляешь?
Алина моргает глазами, будто соглашаясь. Словно обещает: «Выживу, мам. Обязательно выживу».
При этом так больно внутри, что аж страшно! Но нужно держаться.
— Как часто можно приходить? — спрашиваю у медсестры, когда она снова появляется рядом со мной.
— В мою смену ограничений нет. Но заведующая против мамочек, которые ревут возле своих малышей.
— Я ведь не реву.
Сама поражаюсь своему спокойствию, хотя внутри рвет на ошметки и я опять на грани истерики. Но как она поможет поставить дочь на ноги? Никак.
— И правильно. Не надо плакать. Отделение у нас замечательное. И не таких выхаживали, — кивает медсестра на наши с Алиной руки.
Делаю судорожный вдох. Желание достать Алину из кувеза и прижать к себе настолько сильно, что я ощущаю ломоту в мышцах.
Стояла бы так вечность, но медсестра говорит, что сейчас важно поддерживать условия, будто ребенок находится в животе. Накрывает кувез пеленкой, проверяет показатели и предлагает прийти завтра, подталкивая меня к выходу из палаты.
Уходить я не хочу. Да и не могу. Стою за стеклянной перегородкой и смотрю на кувез, в котором лежит дочь. Бусинку не видно, но это и не нужно. Я ее чувствую! И никогда не забуду ее глаза. Как она впервые на меня посмотрела своим умным, без слов говорящим взглядом.
— Яна, — раздается позади мамин голос, — вот ты где. Тебя медсестра потеряла. Пора делать укол. А еще я привезла молокоостос. Попробуем сохранить твое грудное молоко. Бусинке теперь оно очень необходимо.
Мама с нежностью смотрит на кувез, от которого и я не могу отвести взгляд. Интересно, какие испытывает чувства? Обязательно как-нибудь спрошу.
