— Она спросила про отчима, да? — все понимает этот кареглазый засранец.
И откуда ты вдруг стал таким?! Сильным, взрослым, уверенным в себе вместо самоуверенного козла!
— Я не пред-ста-в-ляю к-как с-каз-ать, — поднимаю на него взгляд.
Платон ведет большим пальцем по моей щеке стирая дорожку от слез.
— Для начала успокоиться, — совершенно искренне улыбается он.
Я такой его улыбки еще ни разу не видела. Все больше было похоже на оскал.
— С — стараюсь, — делаю вдох за вдохом.
— Пойдём, — берет меня за руку и тянет к выходу.
— Куда?
— Выполню любое другое твое желание. То, что ты загадала, мне не под силу. Хреновый из меня джинн.
Выводит меня на улицу. Савелий удивленно смотрит на наши руки, сплетённые в замок. Открывает дверь.
— Домой? — спрашивает водитель.
— В "Айс" на Набережную, — заявляет Платон, усаживаясь рядом со мной. Устраивает наши ладони у себя на колене.
Мне и неловко, и удивительно, и приятно. А еще странно, но его прикосновения забирают все мои мысли себе и становится чуточку легче.
— Вас ждать? — интересуется Савелий, паркуясь возле кафе с яркой неоновой вывеской, которая даже при дневном свете переливается и искрится.
— Нет, — отвечает Платон. — Буду признателен, если об этом, — показывает на наши все ещё сцепленные ладони, — не узнает отец, — и скидывает свой глубокий капюшон демонстрируя разбитое лицо.
— Позвони, как нагуляетесь, я заберу.
— Спасибо.
Они жмут друг другу руки. Калужский снова прячется в темноте балахона, уверенным шагом идет в кафе. На ватных ногах семеню за ним.
Сам выбирает столик. Они здесь интересные, стилизованы под голубоватый лед. Стулья практически прозрачные, а снизу, под сиденьем свисает очень натуральная имитация сосулек. Под потолком искрятся снежинки. Вместо привычных кадок с зелеными цветами, по углам стоят заснеженные деревья без листьев или карликовые елочки с белым, пушистым налетом зимы.
С детским восторгом смотрю на это потрясающее место. Платон делает заказ.
Я очнулась только, когда передо мной поставили высокий прозрачный бокал с голубыми шариками мороженого, посыпанными кокосовой стружкой и политыми топпингом из белого шоколада.
У Платона шарики зеленые, а сверху мелкая крошка темного шоколада и соленые крекеры в виде рыбок.
— Порция эндорфинов. Хочешь попробовать мое? — отламывает небольшой зеленый кусочек вместе с печенькой и шоколадом, собирает немного талого мороженого и тянет всю эту вкуснятину ко мне через стол, придерживая ладонью снизу, чтобы не капало. — Открывай рот, кошка.
— Ммм… — со стоном зажмуриваюсь, ощутив на языке взрыв вкусов: мята, шоколад и сладко — соленый крекер.
— Я знал, что тебе понравится! — самодовольно улыбнувшись, откидывается на спинку стула и наблюдает, как собираю в ложку мороженое из своего бокала.
— Откуда столько уверенности? — поглядываю на него, наслаждаясь черничным мороженным с белым шоколадом.
— Ты же кошка, — хмыкает парень. — Мороженое — это молоко. Здесь только натуральное, у них свое производство. Ну и мята, — ржет этот гад. — Кошки же неравнодушны к молоку и мяте. Ах, да, тут есть еще рыбки, — добивает меня и я, подхватывая его настроение, тоже смеюсь.
Все продумал! Но мне не обидно сейчас за кошку. Он не обзывается больше, просто шутит.
— Даш попробовать свое? — облизнув губы, заглядывается на мое мороженое.
— А если я жадина? — демонстративно кладу себе в рот еще одну порцию вкусняшки.
— Тогда я возьму сам, — неожиданно меняется его голос, опять пробегая обжигающей волной по моему позвоночнику и наглые пальцы медленно ведут по нижней губе, стирая следы необычного десерта.
Глава 22. Маленькая победа
Платон
Вау, какая реакция… Живая, яркая, настоящая. Я еще ничего не сделал, а Софи дышит через раз, впившись в меня своим кошачьим взглядом. Хочу поцелуй, горячий и вкусный, с ароматом весны и белого шоколада. Она еще не готова, а мне вдруг становится немножко больно, завтра ведь все это может закончиться. Вовремя оказался рядом. Ей было плохо, я поддержал и на эмоциях или из благодарности она проводит со мной время. Хочу, чтобы не из благодарности, чтобы хотела быть со мной, я же правда не отдам ее никому. Это моя девочка, моя персональная кошка.
Закончив с мороженым, веду ее гулять. Соня позволяет держать себя за руку, и я испытываю настоящий восторженный взрыв в своей голове.
— Не замерзла? — прячу наши сцепленные руки к себе в карман.
— Нет. А ты? — смущенная такая, красивая.
— Я знаю отличный способ согреться, — улыбаюсь ей.
— Калужский! — тут же вспыхивает, напрягается, пытается высвободить свою ладошку и смешно сопит.
— Кошка, — торможу, перехватываю ее за талию и рывком прижимаю к себе, — я вообще-то про страйкбол. Мне на днюху брат подарил три игры. Можем пострелять. Но если ты хочешь…
— Замолчи, — отталкивает меня от себя. Становится и правда холодно.
— Сонь, — ловлю ее сзади, трусь носом об ушко, — поехали. Мы еще успеем сегодня на вечернюю игру. Тебе понравится.
Еще немного посопев и скинув с себя мои руки, согласно кивает головой.
— Только я не умею.
— Это не проблема, я умею, — пока она не очнулась, быстро целую ее в щеку и вызываю такси.
Домой мы правда попадем только часам к десяти. Похрен. Отец просил не отсвечивать, мы и не будем. На закрытом полигоне царит адреналин и азарт, там всем насрать на статусы и фамилии.
Приезжаем, переодеваемся. Инструктор разъясняет новичкам главные правила, делит нас на команды. Кошке с непривычки тяжеловато. Амуниция, оружие весят прилично, а со всем этим счастьем надо еще и быстро двигаться. Стараюсь прикрывать ее собой и показывать, как стрелять из укрытий. Она только автомат к себе прижимает и тяжело дышит, жмурясь от звуков выстрелов.
Так не пойдет.
— Иди сюда, — дергаю ее на себя, устраивая на коленях за куском стены.
— Нет, — шепчет она, — я не могу.
— Трусишка. Это весело. Вот так, — помогаю ей правильно взять автомат, показываю, как дышать, как целиться. Вместе жмем на курок попадая шариком в противника.
— Уиии, — тихо попискивает от восторга мой рыжик.
— Я же говорил, тебе понравится. Это чистый адреналин и голову перезагрузить помогает. Идем, — тяну ее к следующему укрытию. Мимо нас пролетает еще один шарик. — Чуть не попал! Ложись! — роняю ее на землю, прикрываю собой. Над головами летит ее одна «пуля». — Бежим, — быстро поднимаюсь, беру ее за руку и затягиваю за подобие угла разрушенного здания. — Все нормально?
