В лицее на меня странно смотрят уже несколько дней. Киреева, Соболева и вся их компания. Платон с парнями в спортзале. Север его гоняет, чтобы форму восстанавливал, а вечером у него полноценная тренировка в футбольном клубе. Ему нравится. У него даже взгляд поменялся, когда он стал заниматься любимым спортом. Эля шепнула мне на ушко, что причина не только в этом, но я не могу об этом думать. Щеки начинают гореть и пульс от смущения учащается. Подруга по-доброму надо мной смеется.
— Хватит ржать, — шипит на нас Дашка в столовой.
Парни вваливаются толпой. Тоже смеются и громко переговариваются, шутливо толкаясь. Волосы влажные у всех, значит из душевой. Платон быстро целует меня в щеку брызгая каплями воды на лицо и тянет из тарелки половинку помидорки черри.
— Фу, Калужский, — морщится за соседним столом Даша, — можно не облизываться тут со своей кошкой. В кого ты с ней превращаешься?
— И в кого же? — в его тоне прорезаются стальные нотки, а пальцы больно впиваются в мое плечо.
— В тряпку, — Даша принимает его вызов. — Ты же уже получил от нее, что хотел. Хватит играть во влюбленного идиота. Тебе не идет.
Откуда она…?!
Так они об этом по углам шепчутся? Но кроме Эли, Платона и подозреваю Макса с Севером, никто не знает! В них я уверена, никто не станет трепаться. Парни дорожат дружбой друг друга. Последний поход в клуб сплотил их еще сильнее. А что там было, мне так и не рассказали.
В столовой повисает тишина. Слышен только звон кастрюль и поварешек со стороны кухни.
Платон плавной походкой хищника подходит к Киреевой, хватает ее ладонью за лицо, вдавливая пальцы в щеки. Даша бьет его по руке. Он хватает ее свободной ладонью за запястье, сдавливает так сильно, что морщусь даже я.
— У тебя память короткая? — он говорит тихо, но в воцарившейся тишине все всё отлично слышат.
Я таким злым его еще ни разу не видела. Начинаю понимать, почему Платона Калужского боятся во всем лицее. Я бы тоже испугалась, если бы меня так схватили и так на меня рычали. Вижу, как напряжена его спина, обтянутая белой форменной рубашкой, как крепко он держит Дашу. На ее лице уже видны красные следы от его пальцев.
Хочу вмешаться. Меня не пускает Север. Этель пытается поддержать меня, за что получает от своего парня такой взгляд, что мы обе застываем на месте и продолжаем наблюдать за происходящим со стороны.
— Киреева, я нажатием двух кнопок могу напомнить всему лицею недавнюю историю, а заодно покажу твоему отцу, как и с кем ты развлекаешься в свободное от учебы время, — толкнув ее голову назад, Платон все же отпускает Дашку. — Ты уверена, что хочешь со мной воевать? Я не такой добрый, как Север и Эля. Я тебя уничтожу! А это для убедительности, чтобы ты наверняка прониклась. Из свежего, — он бегает пальцами по экрану.
У Даши пиликает сигнал о новом сообщении. Она смотрит на экран своего мобильного. Нервно сглатывает. Мне даже отсюда видно, как нервно пульсирует венка на ее шее.
— Откуда это у тебя? — приподнимается со стула.
— Ну так что? — он не отвечает на ее вопрос. — Мы воюем?
— Нет, — отводит взгляд в сторону.
— Я так и думал. Извиняйся, — требует, убирая мобильник в задний карман брюк.
Дашка зло на него смотрит, еще раз к себе в телефон, снова на него.
— Ну же, — поторапливает Калужский. — Ты же хотела поиграть в публичное унижение! Я жду извинений, Киреева!
— Извини, — очень тихо.
— Слышу плохо, шумно здесь, — издевается над ней Платон.
— Извини! — подскочив со стула, кричит ему в лицо Даша.
— Не чувствую искренности. И извиняться ты должна не только передо мной, — он не дает ей уйти.
— Платон… — снова пытаюсь вмешаться. На меня шикает Север.
— Извини меня, Калужский, наговорила лишнего. И ты, — кивает в мою сторону, — извини. Так пойдет? — она убивает его взглядом, он делает то же самое. Между ними сейчас все начнет искрить и взрываться.
— Еще раз ты полезешь в мою личную жизнь, Киреева, казнь будет публичной и жестокой. Это я тебе обещаю.
Дашка поднимает выше голову и гордо уходит из столовой, громко цокая каблуками. Следом за ней торопится ее лучшая подружка Соболева, ляпнув Калужскому, что он придурок.
— Идиотка, — вздохнув, Платон падает на стул. — Жрать хочу, писец просто, — подмигивает ошарашенной мне. А вокруг все еще стоит оглушающая тишина. — Да все, народ, — он обводит всех снисходительным взглядом, — цирк окончен.
И словно по его команде, в столовой оживают голоса и начинают стучать по тарелкам приборы.
Парни уходят за едой, мы с Элей молча переглядываемся, даже не зная, что сказать. Они возвращаются с подносами. Калужский забавно держит в зубах пирожок, садится, откусывает он него и кладет на тарелку.
— Вы чего притихли? — спрашивает у нас с Элей.
— О, привет, — к нам подходит Лу, — а чего Киреева такая взъерошенная и злая, будто ее по полу валяли? — она садится к нам и тырит у Макса из тарелки булочку. Он спокойно протягивает девушке стакан сока. — Спасибо, — кивает ему. — Так чего я пропустила?
— Публичную порку, — дожевав еще кусочек пирожка, отвечает Платон.
— Ясно. Опять сцепились, — вздыхает наша теннисистка.
До конца занятий Калужский вообще от меня не отходит. Даже в туалет проводил, бесцеремонно зашел со мной, осмотрелся и только после ушел ждать в коридор.
— Тебя водитель отвезет домой, — рассказывает, пока мы идем на парковку, — а я сгоняю по делам и перед началом тренировки заскочу домой. Поедешь вечером со мной? Потом погуляем. И еще, — он останавливает меня у машины, разворачивает к себе и берет мое лицо в свои ладони, — я заткну всех, кто посмеет открыть рот на тему наших с тобой отношений. Ясно тебе?
— Да я не то, чтобы…
— Ясно? — перебивает.
— Угу, — киваю, обнимаемся, шурша куртками. — Я еще к маме хотела заехать, — говорю ему на ухо.
— К маме? — удивленно смотрит мне в глаза.
— Да. Хотя бы узнаю, как у нее дела и вдруг что-то нужно привезти.
— Ты все еще сильно переживаешь из-за той ссоры? — убирает мне за ухо волосы.
— Переживаю, но бросить ее сейчас не по-человечески.
— Моя добрая кошка, — гладит щеку большим пальцем. — Если ты готова, поезжай, водитель присмотрит. Если не уверена, что справишься, подожди меня. Мы после твоего дня рождения сгоняем к ней вместе.
— Я хочу до дня рождения.
— Позвони мне, как выйдешь из больницы, — требует он.
— Хорошо, — улыбаюсь его заботе.
Калужский говорит пару минут с водителем, быстро целует меня и убегает в сторону приехавшего такси, а мы выезжаем с парковки и направляемся прямиком к клинике, где все еще лежит моя мама. Это наталкивает на мысль о достигнутых между ней и прокурором договоренностей, иначе я не могу объяснить, почему ее не перевели в обычную, бесплатную больницу. Может и у меня выйдет с ней поговорить. Я согласна для начала на нейтралитет. Для себя я все равно уже все решила, потому на этаж к ее палате я иду совершенно спокойно, чувствуя невидимую поддержку Платона у себя за спиной.