Стон сдержать не выходит. На моей щеке тут же появляется Анюткина ладошка.
—Они хоть сказали, чего хотят?
—Нет еще. Телефоны в машине сразу забрали. Кинули сюда и все,— она замолкает.— Максим,— с новой ноткой панике в голосе.— Макс, мне кажется, я слышала среди них еще один знакомый голос. Мне было очень страшно, я могла перепутать, но кажется их здесь трое. И… и… с ними Томас.
—Я думаю, Анют, их здесь гораздо больше. Томаса они же забрали. Не удивительно, что он тут.
Отбрасываю эту информацию. Она кажется мне лишней и только забивает и без того больную голову. Вариантов нашего похищения у меня всего два: выкуп, или потребуют что-то сделать. Я недееспособен. Анюту до сих пор не тронули, значит первое.
Все. Не могу больше. Меня мутит все сильнее. Полная дезориентация в пространстве начинает давить на психику. Мне явно вкололи не только промедол. Хотя раньше его эффект на себе испытывать не приходилось. Может он так и повлиял, либо какой-то аналог.
—Анюта, ты здесь?— пальчиками касается моего лица, подтверждая, что так и сидит рядом.— Дай еще воды, пожалуйста,— не говорю ей, что мне хреново. Она только успокоилась.
Помогает мне попить. С трудом сдерживаю рвоту. Вода усиленно просится обратно. Стараюсь глубоко дышать. Закрываю глаза. Так темнота перестает быть пугающей. Это ведь нормально, что с закрытыми глазами темно.
В голову лезут странные мысли. Опять про вальс… Аня же так хотела его танцевать. И мама хотела посмотреть, как я буду танцевать на выпускном.
Мама… Она, наверное, уже с ума сходит. И наверняка уже позвонила своему Андрею. Он бы сейчас пригодился.
А еще я думаю о том, что Аня опять пропускает свои занятия по танцам. Преподаватель у нее строгий. Если не попадет на смотр, рухнет разом столько сил, столько работы в никуда. Очень жалко.
И снова холодно… и больно… и очень страшно…
Грохот, отборный мат и лязг металла не дают мне провалиться в болезненный сон. Я слышу, как тяжело дышит кое-то животное. Собака. Она учуяла запах крови и теперь фыркает где-то совсем недалеко от меня. Слышу, как по бетону цокают ее когти, а еще шаги. Тяжелые, громкие…
—Том!— вроде радостно вскрикивает Аня, но эта радость гаснет уже на последнем звуке его имени, а моего лица касается мокрый собачий нос.
Глава 26
Макс
—Живой?— с акцентом интересуется Том.
По его интонации понимаю, что чел нам ни хрена не друг. В больной голове общую картинку собрать пока не получается. К моей шее прикасаются два тёплый пальца, давят прощупывая пульс. Пес продолжает сопеть поблизости. Аня молчит.
Прислушиваюсь к каждому движению Томаса. Не представляю, как люди так живут всю жизнь. Не хочу привыкать.
Шелест одежды… В нос бьет запах мужского одеколона и сигарет.
—Слишком… Как это по-вашему? Борзый. Пришлось принимать жесткие меры,— хмыкает парень.— И Анна теперь глупостей не сделает. Да, девочка? Ты же не бросишь своего бойфренда подыхать?— пауза. Видимо ждал реакции от Ани.— Вас сейчас покормят горячей едой. Не делайте глупостей и больше никто не пострадает.
—Зачем мы тебе? Угон тачек перестал приносить доход?— хриплю севшим голосом.
—Скажем так. Мои интересы пересеклись с одним знакомым тебе майором. И мы решили друг другу помочь. Анна,— слышу его усмешку,— я ведь тебя предупреждал. Не приходи больше. Это взрослые игры. Но ты не послушала. Впрочем, мне оказался только на руку ваш последний совместный визит. Не скучайте. Гром, останься.
Шаги удаляются. Пес продолжает сопеть рядом.
—Макс,— шепчет Аня, как только мы остаемся…теперь уже втроем.— Макс, он предатель!— в ее голосе отчетливо слышится паника.— Томас, он… Я не верю, Макс. Он был таким заботливым и добрым. А еще грустным. Всегда. А сейчас… Макс, у него взгляд как у волка. Злой и опасный. Я боюсь, Макс,— плачет она.
—Тише, не плач. Пожалуйста. Я даже обнять тебя сейчас не могу. Он оставил собаку нам?
—У-гу,— ревёт Каменская.— Добер-ман. Б-больш-ой тако-о-ой. Ч-черный с-совсем.
Мое рвано бьющееся сердце начинает буксовать и захлебываться от ее слез. В груди становится нестерпимо больно. Сейчас бы обнять ее и губами собирать слезы с красивого лица, только ни встать, ни толком пошевелиться я все еще не могу.
—Интересно, на кой хрен нам собака? Сбежать мы все равно не можем,— рассуждаю вслух, чтобы отвлечь и ее, и себя, но долго скучать нам не дают.
Дверь снова открывается. Слышен тихий рык. Аня взвизгивает.
—Гром, ты охренел?!— раздаётся раздражённый мужской вопль.— Не ори!— явно Ане.
Снова шаги. Рык.
Странно. Собаке не давали команду охранять.
В следующий момент вообще все меняется. Огромный пес, толкая меня своим мощным телом, ложится вдоль моего заледеневшего.
—Я говорил Тому, что тебя давно пора пристрелить,— хмыкает мужик.— Своенравная скотина.
Грохот, звон, шаги, снова грохот и больше ни единого слова. Дверь запирается и в помещении опять слышно только наше тяжелое дыхание, сопение собаки и капающий кран.
Пес прижимается ко мне всем телом. От него исходит так необходимое мне тепло. Решаюсь поднять руку и прикоснуться к гладкой шерсти.
—Фрр,— заявляет Гром.
—Спасибо, приятель,— медленно глажу его одеревеневшими пальцами.— Аня… Анют, поешь обязательно. Нам силы еще понадобятся.
Слышу, как она встает. Шаркает от меня по бетону.
—Тут суп, Макс. Еще галеты и вода.
—Отлично. Надеюсь, суп горячий. Ешь.
Надо, чтобы хоть она согрелась. У меня теперь есть Гром, который только по ему известной причине взялся меня спасать, а Анютке обязательно надо поесть. Надеюсь, послушает. Говорить больше нет сил. От тепла, исходящего от пса, у меня начинают закрываться глаза. Странно так. Сбоку тепло, снизу холодно. Но хоть зубы уже не стучат. Просто хочется спать.
Позволяю глазам закрыться. Ничего не меняется. Вокруг меня все та же пугающая темнота. Аня чем-то там шуршит, я начинаю отрубаться, но спать снова не дают.
—Ты пустишь меня к нему?— тихо спрашивает Анюта.— Пожалуйста, хороший пёсик. Мне очень нужно его покормить.
Но Гром не двигается с места. Аня нерешительно обходит меня с другой стороны. Касается плеча, обозначая свое присутствие рядом.
—Макс, поверни голову, я дам горячий бульон.
—Сама ешь,— говорить опять трудно. Речь вязкая, заторможенная.
—Тут на двоих хватит. Сможешь повернуться? Совсем немного надо, чтобы не захлебнулся.
Обе ее ладошки прикасаются к моему лицу. Аня помогает повернуть голову, не дожидаясь от меня ответа. От затылка стреляет резкой болью и опять начинает мутить. Она гладит меня по волосам дрожащими пальчиками.
