—Все нормально будет. Нас найдут,— хриплю ей.— Ты поняла меня?! Найдут!
—Найдут,— повторяет она.— Давай и правда попробуем поесть.
Пластиковая ложка касается моих обветренных губ. Горячий бульон попадает на язык и кажется обжигающим. Горит пищевод и желудок. Заледеневшее тело по началу сопротивляется, но все же начинает немного оттаивать изнутри. В меня влезает ложек десять. После начинает сильно тошнить. Чтобы не потерять столь ценный ресурс как еда, глубоко дышу подавляя рвотный рефлекс. Слушаю, как рядом со мной ест Аня, как делится галетами с Громом.
—Он больше одной не берет, представляешь?— мне кажется, она улыбается. Стараюсь уловить это в интонациях ее голоса, такого же хриплого и уставшего как мой.
—Умный. Знает, что нам нужнее,— снова благодарно касаюсь шерсти животного.
—Тоже хочу собаку,— вздыхает Анютка.
—Я подарю тебе, когда выберемся,— стараюсь ей улыбнуться. Надеюсь, она это видит, потому что я отдаю свои последние силы на попытку ее поддержать.
—Спасибо,— по моей щеке мажут ее губы и пальчики опять гладят по волосам.
Мне тяжело оставлять ее фактически наедине со своими страхами, но ослабленный организм не может больше бороться. Я все же проваливаюсь в подобие сна. Слышу звуки, шаги, голоса. Мне кажется, что меня куда-то несут, что недовольно рычит черный Гром, а потом опять ложится у меня под боком. С ним тепло. В сравнении с тем, что было, сейчас вдруг стало хорошо. Больше не трясет. И спина не так сильно мерзнет.
Сон становится спокойнее. Я просыпаюсь только почувствовав, как меня обнимают.
—Это я,— шепчет Анютка, прижимаясь ко мне с другого бока.— Спи.
Хочется накричать на нее за то, что легла на холодный пол, но я сплю, язык совершенно не ворочается.
Малышка сладко посапывает, уткнувшись носом мне в шею. Гром иногда издает смешные урчащие звуки, будто пытается пародировать мурлыкающего кота. Сколько я уже сплю, интересно? Или уже не сплю. Состояние снова пограничное. Снова в раненую голову лезут вопросы. Снова она начинает адски болеть.
Дергаюсь на лязг этой чертовой двери. Глаза открываю и падаю в долбанную темноту. Привет, дезориентация!
Анютка тоже просыпается и исчезает. Без нее становится холодно. Гром не рычит. Я догадываюсь, кто пришел.
—Доброе утро. Как спалось?— интересуется Томас.
—Как в пятизвездочном отеле,— огрызаюсь. Пальцы ведут по грубой ткани.
Хм. Я больше не на полу. Стараюсь незаметно ощупать то, на чем лежу.
—Матрас,— подсказывает Том.— Мне не надо, чтобы ты тут откинулся. Это не по моей части. Парни постарались, нашли для тебя подстилку. У меня есть две новости. Хорошая и плохая. С какой начать?
—С хорошей,— просит Анютка. Она права, хоть что-то хорошее нам сейчас точно не помешает.
—Окей. Энн, мы уже вышли на связь с твоим отцом. Он обещал сегодня же начать переоформление одного старенького завода на моего заказчика.
—Завода? Ты же тачками занимаешься?— вмешиваюсь я.
—Я работаю на заказ. А заказы бывают разные. Надо было угнать тачки, мы угоняли тачки. Это, кстати, мое самое любимое занятие. Надо было отследить, заманить в ловушку и поймать одну неугомонную девчонку. Мы сделали и это. Я был максимально обаятельным английским нелегалом, правда, малышка?— смеется Том.
—Козел!— зло фыркает моя девочка.
—Давай свою плохую новость,— снова влезаю, пока Аня не вспыхнула и не выдала то, за что нам придется расплачиваться.
Говорить стало легче. Голос все еще хрипит, но язык хотя бы слушается и речь выходит более связной. Сон немного восстановил силы. Не знаю, насколько их хватит. Главное, не думать о боли и холоде.
—Твоему отцу, Макс, на тебя плевать,— сообщает Том.
При упоминании отца в моей груди происходит микровзрыв чего-то очень горячего и больно ударяет по нервам.
—У меня нет отца!— выдавливаю сквозь зубы.
—У всех есть отец. Ты плохо учишься в своей элитной школе?— издевается Томас.— Я как-нибудь поделюсь с тобой информацией, откуда берутся дети…
—Засунь себе в задницу свой тупой английский юмор!— рычу на придурка.
—О! Я смотрю тебе уже лучше,— продолжает издеваться Том, но интонации его голоса тут же меняются на угрожающие.— Вы выйдите отсюда только вместе и только тогда, когда я выполню оба заказа. Именно из-за твоего несговорчивого и очень гордого папаши ваше освобождение может затянуться. А ему всего-то и нужно, что публично извиниться и взять на себя ответственность за одно давнее дело, дабы мой клиент смог вернуть себе доброе имя и начать свой заслуженный стремительный подъем по карьерной лестнице. Не хочет. Представляешь? Своя шкура ему дороже твоей, Макс. Мне сказали, что твоя мать сегодня даже на колени перед ним вставала прямо в ведомстве и умоляла тебя спасти, но он ее выгнал.
—Сссука!!!— все, что могу выдавить из себя.
—А я вам, между прочим, завтрак принес,— наигранно обиженно вздыхает Томас принимая мои слова на свой счет.— И своего самого любимого пса тебе на ночь оставил. Он, кстати, рос у одного старого спасателя. Грел тебя всю ночь и от моих людей защищал. А ты неблагодарный! Гром, гулять!— командует Том.
Я слышу, как пес перебирает лапами по бетонному полу. Том тоже уходит. Дверь запирается. Я лежу, сжимая кулаки и зубы, не понимая, где и что у меня болит. Мне сейчас плевать. У меня в голове мешанина из вопросов и ответов, которые мне не нравятся.
Я ничего не знаю о своем отце. Совсем ничего! Отчество у меня по деду. Фотографий его в доме нет или мать их очень хорошо спрятала. Все мои еще детские вопросы всегда сворачивались и ни одного внятного ответа, кроме: «Он нас бросил. Мы ему никогда не были нужны», я не получал. Так какого же хрена сейчас именно от этого урода зависит моя жизнь и жизнь моей девушки?! Почему?! Да с чего вдруг он станет мне помогать? Он может и не помнил, что я где-то существую, а тут спасать надо!
—Макс,— Анюта гладит меня по плечу.— Макс, ты меня пугаешь. Тебя опять трясет всего. Макс!— хнычет моя девочка.— Мой папа поможет. Вот увидишь,— она шепчет мне прямо в ухо. Мой папа и мне, и тебе поможет. Он вытащит нас отсюда,— теперь видимо пришла ее очередь меня успокаивать. Малышка хоть поплакать может, а я… Я заледенел и сгораю весь одновременно.
«Может тоже поплакать?» — ржу сам над собой.
Нет. Во мне полыхает ярость, которая выжигает все остальные эмоции. Тихая, но всепоглощающая ярость. Как представлю мать на коленях перед ублюдком, который ее бросил с маленьким ребенком на руках, хочется убивать. Я до этой минуты никогда не хотел так сильно увидеть своего отца как сейчас. Еще этот майор… Кто объяснит мне, почему я не удивился?
Ааа!!! Черт!!! Как же все паршиво! Возвращается неприятное ощущение безысходности, смешанное с беспомощностью. Я ничего не могу сделать. Совсем ничего… Еще вчера утром я думал, что моя единственная проблема — это не готовность моей девушки к более близким отношениям. А нет! Все оказывается гораздо интереснее!
