— Да нормально с ним все. Сидят, общаются. Заявление от твоих родственниц привезли. Я поржал.
— А Ян?
— Ян тоже. А вот дед, которого дернули с важной встречи, даже не улыбнулся. Это хреновый знак, Амелина, — заговорщическим шепотом заявляет Никита.
— Он на меня злится, да? — хлопнув входной дверью, выхожу в подъезд, и мой голос эхом отражается от старых, пошарпанных стен.
— А вот я вечером приеду и все тебе расскажу, — заявляет этот гад.
— Никит, мне сейчас правда невесело от слова «совсем». Что сказал генерал? Что будет Яну? Ник, не молчи!
— Я тебе уже ответил, Амелина. Приеду и все расскажу. А сейчас мне надо идти, извини… — короткие гудки.
— Ар-р-р!!! Как же ты меня бесишь! — рявкаю на телефон и кидаю его в карман куртки.
По крайней мере понятно, чего я до Яна дозвониться не могу. Если с ним дедушка, то можно еще немного выдохнуть, но живот все равно свело и пальцы покалывает от волнения. Хорошо хоть с транспортом повезло. До кофейни добираюсь без пробок и даже сидя. Быстро переодеваюсь и за стойку. Народу мало пока. Официантка сидит, скучает, листая Тик-ток и вздыхая о чем-то своем. Натираю стойку, чашки, делаю небольшую перестановку после напарницы, она потом под себя сама переставит. Вечерние посетители постепенно подтягиваются. Кофе с котиками из пенки, пирожные с соленой карамелью и орешками, горячий шоколад и зеленый чай с лаймом. Большую часть этих заказов я знаю наизусть. Улыбаюсь постоянным клиентам, с благодарностью принимаю чаевые, в ответ вручая маленькие фирменные шоколадки от заведения.
Ближе к десяти открываются двери и в нашем уютном заведении появляется нахальная ухмылка Кириленко. Быстро мазнув взглядом по засидевшимся посетителям, он проходит к стойке и устраивается на высоком стуле. Стягивает маленькую шоколадку из блюдца, крутит ее в пальцах, молча рассматривая меня. Становится дурно от его потяжелевшего взгляда. Недавно отпустивший живот снова прихватывает, во рту пересыхает. Ищу свою бутылочку с водой, откручиваю крышку и делаю пару глотков. Вода с трудом просачивается в горло и тяжелым комом падает в желудок.
— Я сейчас убью тебя, Никита, если ты не прекратишь на меня так смотреть! — не выдерживают мои нервы.
— Сделай мне кофе, Амелина, — просит он таким тоном, что у меня подгибаются колени.
— Ник, все так плохо?
Судорожно вспоминаю, какой кофе он пьет. Нет, чтобы спросить! Будь я в адеквате, обязательно бы спросила, но я торможу. Сильно и нервно.
— Американо, — подсказывает Никита, видя мою растерянность.
— Да, точно, — киваю.
Он дожидается свой кофе, вдыхает его насыщенный аромат, делает маленький глоток, и я замечаю смешинки в его хитро сощуренных глазах. Эта сволочь сидит и откровенно прикалывается надо мной, пока я едва ли не падаю в обморок!
— Какой же ты… — злясь, швыряю в него салфеткой.
Один из постоянных клиентов, сидящий недалеко от стойки, тихо посмеиваясь, показывает мне большой палец вверх. Улыбаюсь ему, стараясь скрыть за оскалом раздражение.
— Ты когда нервничаешь, становишься еще красивее, — уже открыто улыбается Никита. — Не смог удержаться. Извини, — разводит руками и прячем смех в чашке с кофе. — Знаешь, я даже завидую брату. За меня еще ни одна девчонка так никогда не переживала.
— Потому что ты всех от себя отталкиваешь. Кому переживать, Ник, если рядом никого нет? — складываю руки на барной стойке, сжимая в пальцах очередную несчастную салфетку.
— Надеюсь, ты сейчас не меня представляешь, — Ник смотрит, как белый бумажный квадратик превращается в смятое, местами порванное нечто.
— Есть те, кто раздражает меня гораздо сильнее, хотя тебе врезать тоже очень хочется. Ты расскажешь, что было?
— Приехали из полиции, потыкали в нас заявлением. С подозрением глянули на Яна, потом уточнили фамилию, впечатлились, но отступать им было некуда. Братишка вызвонил деда. Тот был на какой-то очень важной встрече с чиновником. Все бросил, сорвался спасать внука. С ребятами пообщался. Очень вежливо сказал им, куда именно надо засунуть это заявление, а потом, когда проводил, обозначил маршрут, по которому это заявление войдет в… в общем, твоим родственницам от деда большой привет. У нас дома материться не принято, но я столько отборного услышал, хоть записывай. Ян к тебе хотел, но дед не отпустил. Братишка психанул, гантели тягает, как всегда. За что лишился и гантелей, и мобильника до утра. Мне на руку, я же с тобой наедине поговорить хотел. Долго тебе еще работать?
Смотрю на часы и отрицательно качаю головой. Через десять минут провожаю последнего клиента, убираюсь, переодеваюсь и иду за Ником на улицу.
Хорошо сегодня. Тихая ночь, небо чистое. Под ногами похрустывает снежок, покрытый тонкой корочкой льда. Чуть в стороне от кофейни стоит машина Никиты. У меня складывается впечатление, что дед парней знал, что Ник ко мне поедет. Я в других случаях его за рулем ни разу не видела. Значит не разрешают, а ослушаться генерала… Я бы точно рисковать не стала!
— Садись, — Никита открывает для меня переднюю пассажирскую дверь.
Устраиваюсь в приятно пахнущем салоне. Хотя ездить с Яном мне нравится больше. Этот запах хоть и знаком уже, но все равно остается чужим, и мне требуется время, чтобы привыкнуть к тому, что домой меня повезет Никита.
Парень садится в машину, включает свет и кладет руки на руль. Смотрит перед собой долгих несколько минут. Я не тороплю. Видеть Никиту таким задумчивым в принципе странно. Наверное, и правда скажет что-то очень серьезное.
— Я запутался, — тихо говорит он. — Меня поначалу завело, что ты к себе не подпускаешь. Нам обычно не отказывали, а тут вся такая гордая, независимая и смотрела сразу как на пустое место, без привычного восхищения. Бесило, потому что надо было тебе что-то доказывать, а доказывать я не привык. Фамилия, бабки и пара обаятельных улыбок помогали взять любую. С тобой все привычное нихрена не срабатывало. А еще Ян на тебя запал. Это стало бесить еще больше. Мы с братом всю жизнь вдвоем. Жизнью рисковали вместе, по девочкам бегали вместе, от деда получали тоже вместе. У меня во всем мире нет никого дороже Яна, а у него нет никого кроме меня. Я впервые стал конкурировать с братом, Амелина! — ударяет ладонями по рулю.
— Извини… — искренне.
Отворачиваюсь к окну, пока Никита молчит. Надо перевести дух. Я такой откровенности от него не ожидала, и в груди снова шевелится чувство вины за то, что оказалась между парнями.
— Чувства у нас с Яном к тебе разные, — он ложится на руль и поворачивает голову ко мне. — Я понял это два дня назад, когда ты у нас ночевала. То ли мои переродились, хз. То ли я изначально не так их понял. Новое же… Время надо было, чтобы улеглось. Если бы я понял раньше, не стал бы с братом на тебя спорить.
— Стоп, — его слова, как удар молнии прямо в голову. — Вы с Яном на меня поспорили?!
