Влада быстро кивает и сбегает из моей машины. Оглядывается у двери, пальчиками к губам прикасается и скрывается в темном подъезде. Выжидаю немного. Пишу ей сообщение:
«Добежала?»
«Да».
«Тогда спокойной ночи», — улыбающийся смайлик в конце.
«Сладких снов, Никита», — и добивает смайликом в виде конфеты.
Куплю я тебе завтра конфет. Обещаю!
Домой возвращаюсь во втором часу ночи. Дед не спит, встречает меня, появившись из столовой.
— Как Ян? — интересуюсь первым делом.
— Спит. Опять спина болела. Врача вызывал, чтобы укол ему сделали. Где ты был?
— С Василиной разговаривал, потом к девушке одной хорошей заезжал, — машинально облизываю губы.
— Я рад, что ваши с Яном интересы на этом поприще разошлись, — с заметным облегчением выдыхает дед. — Но будь добр возвращаться домой до полуночи.
— Что там с неадекватными родственницами Амелиной?
— Я решу, не забивай голову, — молчит с минуту.
Жду, понимая, что он еще не все сказал.
— Никит, мне из клиники звонили, где Ян наблюдается. Ему нашли очень хорошего массажиста. Попробуй поговорить, чтобы без скандала поехал.
— Не хочет?
— Ты же знаешь, он не верит… — дед устало опускает плечи. — Я могу заставить, но вы ведь раньше как-то договаривались. И я подумал, раз вопрос с Василинкой решился, может он тебя послушает.
— Меня, может, и нет, но я точно знаю, кого послушает, — подхожу и кладу ладонь на плечо деда. — Завтра попробуем.
— Спасибо, мой мальчик, — он садится на диван, откидывает голову на спину и закрывает глаза.
Устал. Возраст у него и нервы ни к черту. Я иногда забываю, как он начал сдавать по здоровью в последний год. Такие вот редкие моменты напоминают, что наш старый генерал давно уже не та боевая единица, что раньше.
Заглянув к брату, иду к себе, устраиваюсь на кровати и достаю планшет с простыми карандашами. Не спится мне сегодня. Эмоции никак не улягутся. Во рту еще сладко от поцелуя с Владой и как-то само на белом листе начинает вырисовываться… плюшевый медведь с латкой на пузе, кувшин с сухоцветами и плетеная корзинка с россыпью карамели.
Глава 33
Ян
— Ты чего творишь?! — Ник подскакивает с кровати и ладонями стряхивает с лица и волос холодную воду.
Спокойно закручиваю крышку пустой бутылки, швыряю ее на тумбочку. Пока он трясет головой, приходя в себя от резкого и малоприятного пробуждения, осматриваюсь. Рисовал опять. В голове что-то щелкает, в груди жжет ревностью и злит бессилие. Кулаки чешутся дать ему в морду за вчерашнее.
— О чем ты говорил с ней? — спрашиваю, когда муть из его глаз уходит.
— Ты дурак, Ян? Какого черта ты облил меня ледяной водой?
— Я задал вопрос. О. Чем. Ты. Говорил. С ней?
— Сколько времени? — стонет он, падая затылком на мокрую подушку. Тянется к мобильнику, смотрит в экран и вымученно стонет. — Нет, ты точно издеваешься. Я спал три часа. Три часа, брат! У меня был еще час в запасе.
— Ник! — со злости смахиваю все с его тумбочки. Карандаши жалобно бьются об пол, парочка укатывается под кровать.
— Отелло, твою мать! — ворчит брат, поворачиваясь на бок и подкладывая кулак под щеку. — О нашем совместном светлом будущем говорили, — улыбается он.
— О каком, нахрен, будущем?! — подкатываюсь ближе к кровати и сжимаю в кулаке футболку, одной рукой подтягивая брата на себя.
Спину стреляет, он быстро сбивает мою руку.
— Ты чего делаешь, придурок? — рычит на меня. — Больно? Я деда сейчас позову, — подрывается Никита.
— Ник! Стой, Ник! Просто скажи мне, о чем ты говорил с ней. Я имею право знать… — устало откидываюсь на спинку своего кресла. Опять придется жрать обезболивающие.
— Да о тебе, придурке, и говорили! — злится он, но возвращается и садится передо мной. — Мне нужно было кое-что увидеть своими глазами и в себе до конца разобраться. Увидел. Разобрался. Пальцем ее не тронул. Да Амелина мне бы его скорее отгрызла, чем позволила к себе прикоснуться. Это твоя девочка, брат. Я не претендую больше, но только с одним условием, — внимательно смотрит мне в глаза.
— С каким? — сажусь удобнее, едва не застонав от боли.
— Ты больше не сдаешься, и мы вместе с ней ставим тебя на ноги.
— Ник, ты знаешь, что они не могут, — вздохнув, прячу лицо в ладонях.
Боль из спины кочует выше, к груди, к горлу. Сдавливает там все так, что вдох сделать становится сложно и челюсть ходуном ходит, зубы скрипят и крошатся на язык.
— Это ты не можешь! Ты! Ты сдался! Ты перестал бороться за себя! — он подрывается и мечется по комнате. — Так вот тебе стимул, Ян — Амелина. Ты включаешься в работу над своей спиной, и она твоя. Нет? Я ее заберу. Она мне как девушка не нужна, но я назло тебе ее заберу! Ты меня знаешь, брат, я это сделаю, и ты каждый день будешь видеть, что мы вместе. Может это станет лучшим стимулом, чтобы ты включился? Давай! Сдайся мне сразу! Не могут они…
— Я не сдавался, — вяло отвечаю.
— Да ладно? — Он сжимает зубы. — За шесть месяцев никакого прогресса. Только хуже. Боли опять постоянные. Ты с таблеток не слезаешь! Не общаешься ни с кем. В больницу ездить отказываешься. Психолога больше не пускаешь. Мне продолжить? Наш спор не закончен, Ян. Я просто немного меняю условия. Потому что, если ты даже ради нее не встанешь, значит не любишь и не нужна она тебе, и я снова буду иметь право претендовать. А теперь свали из моей комнаты. Из-за тебя еще постель менять.
Еду к двери. Останавливаюсь, не разворачиваясь к нему. Брат тяжело сопит и скидывает на пол простыню.
— Я просто перестал верить в то, что может получиться. Устал слушать обещания, которые не выполняются, — говорю тихо, но знаю, что он слышит.
— Все устали, Ян. Ты думаешь, деду легко? Ты видел, как он постарел? Я вчера видел и мне это совсем не понравилось. Или ты думаешь, что я не скучаю по нашим совместным вылазкам в горы. По ночевкам в лесу с гитарой? Ты когда последний раз гитару в руки брал, Ян?
— Не помню…
— Вот и я не помню. Свали отсюда, — просит беззлобно.
— Спасибо, Ник.
— Да пошел ты, — огрызается он.
Укатываюсь к себе, останавливаюсь у зеркала и долго смотрю в потухшие глаза своего отражения. Прокручивая в голове все, что делал Никита с появлением в нашей жизни этого лицея и Василины, уголки губ сами приподнимаются в улыбке. Провокатор хренов! Я даже не заметил, как погрузился в его игру, правил которой все никак не мог разобрать, и повелся на его манипуляции. Надо сказать, это сработало. Во мне включились эмоции.
