— Почему так больно, Сонь? — обнимаю себя руками.
— Потому что ты его любишь.
Она бросает поверх остальных вещей моё платье, то самое, в горошек, в котором у меня хорошо смотрится грудь со слов Гордея, обнимает как маленькую, гладит по волосам, стараясь успокоить.
— Давай я тебе косу заплету, — предлагает рыжая Кошка.
Берёт расчёску, водит ею по всей длине. Ловкие пальцы помогают расправлять локон за локоном, а потом собирают из них что-то сложное и красивое.
— Вот так, — улыбается подруга. — А твоя бабушка угостит нас своим апельсиновым печеньем?
Пожимаю плечами.
— Если нет, выпрошу у неё рецепт. Сами попробуем испечь. Будем есть вредные углеводы и до утра смотреть самые тупые комедии со всего мира, — уверенно заявляет она.
А я не хочу бабушкино печенье. Я хочу проснуться. А Гордей рядом. И наша жизнь никуда не делась. Мне просто приснился кошмар.
— Эй-эй, не плачь, — хнычет Соня. — Ну, пожалуйста, Ясь.
Не могу я пока это контролировать. У меня в груди всё кипит и то, что не умещается там, выливается слезами наружу. Боль вытесняет всё.
Смахнув собственные слёзы, Соня вызывает нам такси. Как только находится машина, звонит водителю и просит подняться за сумками, обещая доплатить. Я механическими движениями переодеваюсь, стараясь не смотреть по сторонам.
Выхожу в прихожую, но там снова наша с ним жизнь. Куртка его зимняя на вешалке. Мы хотели купить ещё один шкаф в комплект к нашему и убрать всё тёплое туда. Всё некогда было.
Спотыкаюсь о его кроссовки. Если бы не Соня, я бы упала.
Поднявшийся к нам мужчина в ветровке, увидев двух зарёванных девушек, отказывается от доплаты. Он забирает наши сумки и уходит с ними вниз.
Квартиру закрываем. У нашего порога в пол впиталось несколько тёмных пятен, похожих на кровь. Перешагиваю. Иду дальше. Одна ступенька. Другая. Улица. Такси. Молчаливый водитель везёт нас по указанному адресу.
Только бы сейчас без допросов. Просто упасть на свою кровать и забыться, пока боль не уйдёт. А лучше вколоть себе анестезию.
— Я тут посижу немножко, — опускаюсь на резную скамейку у подъезда.
— Только никуда не уходи, — беспокоится Соня. — Я сейчас сумки твоей бабушке передам и спущусь.
— Мне некуда больше идти, — голос снова дрожит.
Водитель опять помогает с вещами. Ободряюще улыбается мне, садится в свою машину и уезжает. Рядом плюхается наша яркая, летняя Кошка. Берёт меня под руку, кладёт голову на плечо.
— Нинель Эдуардовна обещала нам печенье. И кое-что ещё, но уже не нам. Я не знала, что она такие слова знает, — шепчет подруга, снова стараясь меня развеселить.
Ба у меня такая. Она может послать человека без единого грубого слова. Он не только поймёт, куда именно его отправили, но и пойдёт туда с удовольствием. Правда это не про Гордея. С ним не работало.
Немного посидев на свежем воздухе, всё же собираю последние силы, чтобы подняться в квартиру. Бабуля слышит, что мы пришли. Спешит встречать.
— Девочка моя, — столько сочувствия в голосе.
— Мне так плохо, ба, — кидаюсь к ней на шею и крепко-крепко обнимаю. Она в ответ. И косу мою в кулак сжимает, стараясь держать в узде собственные эмоции. — Как я без него буду? Почему он так поступил? — снова и снова повторяю одни и те же вопросы.
— Всё будет хорошо, — шепчет она. — Главное, ты не одна. Поплачь, пока болит. Всё со слезами выйдет. А потом будем думать. Пока выброси все вопросы из головы. Просто плачь.
Она провожает меня в комнату. Оставляет с Соней и обещает принести печенье, как только будет готово.
Я без сил проваливаюсь в густое, серое марево. Назвать это состояние сном можно вряд ли. Плаваю в невесомости в поисках новой точки опоры.
Просыпаюсь от запаха горячей выпечки, разогретой апельсиновой цедры и корицы. Соня сидит рядом со мной на кровати, тихонечко с кем-то переписываясь. Заметив, что я проснулась, улыбается мне, убирает телефон в карман.
Бабушка приносит нам поднос с горячим ромашковым чаем, красивой деревянной пиалой с медом и тарелку ароматного печенья. Кошка забирает у неё наши вкусняшки. Ба тут же подходит ко мне, гладит по голове, как в детстве.
— Кушайте, — тепло улыбается нам и снова уходит.
Я так боялась, что будет ругаться или говорить, что она предупреждала. Наверное, у меня слишком жалкий вид, чтобы распинать меня за чувства.
Соня сама выбирает фильм. Старый «Доктор Дулитл». Я его в детстве последний раз смотрела. Ставим в серединку тарелку с печеньем. Я аккуратно пью ароматный чай, чувствуя в нём нотки пустырника помимо ромашки. Домашнее печенье дарит тепло моей растерзанной в клочья душе.
После второй чашки чая я начинаю улыбаться фильму. Через «не могу», но всё же получается. А потом снова накрывает. И так волнами.
Я засыпаю на короткий срок. Спасибо бабушкиному чаю. Просыпаюсь в слезах, потому что мне снился Гордей. На мгновение в темноте показалось, что это наша с ним комната и рядом он, а не сопящая в обнимку со своим телефоном подруга. Я свой телефон включать боюсь. Вдруг там что-то ещё прислали. Или сообщения от Калужского.
Вопреки этим мыслям, поднимаюсь, заглядываю в туалет, потом в ванную. Умываюсь прохладной водой, не глядя на себя в зеркало, и ищу телефон.
Нахожу. Ставлю на зарядку в спальне. Лежу, подложив ладонь под щёку, смотрю, как скачет по тёмному экрану индикатор зарядки. Как только он начинает замирать на пятидесяти процентах, решаюсь нажать на кнопку включения. Яркой вспышкой по глазам бьёт белый экран. На нём кружится стильная заставка не самой новой, но вполне надёжной модели. Проявляются все мои ярлычки, а живот уже больно от напряжения. Я жду пару десятков сообщений или информацию о пропущенных. Но вот уже телефон загрузился полностью и …
Запоздало всё же коротко вибрирует.
Одно непрочитанное сообщение.
Разворачиваюсь к Соне. Будить её неловко, она и так возится со мной с раннего утра. А самой трусливо.
Почувствовав мой пристальный взгляд, подруга сама открывает глаза. Видит телефон в моей руке.
— Там сообщение, — шепчу ей пересохшими губами. Пить очень хочется. Истерика забрала у меня не только силы, но и всю влагу. — Посмотри. Я сама не могу.
