Захар — это табу. Но куда мне деть свои чувства?
Мой брат бывает невыносим. У него тяжелый характер. Он чрезмерно носится со мной, возомнив себя еще одним отцом. Даже хуже! Папа дает мне больше свободы, правда и Захару ни слова не говорит, когда тот начинает меня воспитывать.
Захар родной. К нему можно прийти если страшно, и он не прогонит, даже если занят. От его запаха кружит голову, а от прикосновений в животе начинаю порхать сумасшедшие бабочки. От его взгляда и голоса подкашиваются ноги и пересыхает горло.
Мне больно, когда ему больно. Вот прямо сейчас бабочки в животе притихли, а вместо них там все зудит и крутит, покалывает подушечки пальцев, и я нервно глажу игрушку, чтобы унять хотя бы часть этих неприятных ощущений.
«…А ты знаешь, что дельфины без любви не живут?
В одиноком и холодном море не согреться
Лишь одну, лишь одну, только лишь одну
Берегут любовь, так преданно, всем сердцем!»
…играет в комнате.
Больше не могу слушать ее в наушниках. Грустная и такая близкая мне песня заполняет все пространство комнаты.
Я, как эти несчастные дельфины, кажется тоже не смогу жить без любви. И мое сердце замерзнет без Захара. А брат сейчас не со мной. На часах уже три часа ночи. Он еще не вернулся, а я не посмела позвонить.
Что в этот раз сделает с ним Алиса? Зачем она на самом деле приехала? Сможет ли он ее простить? Разве возможно простить такое предательство? Он тоже забыл, как ему было больно? Зачем он поехал с ней? Чем они сейчас занимаются?
Ааа!!! Черт! Угораздило же меня влюбиться именно в Захара!
«Да потому что он идеальный!» — подсказывает внутренний голос.
Для меня — да. Самый идеальный, самый лучший. Просто самый.
«…Нарисуй, нарисуй, солнце нарисуй
Даже если, все напрасно…»
Брат всегда говорил, что я его солнце. Улыбаюсь сквозь слезы. Я стала слишком много плакать. Потому что невыносимо смотреть на него и понимать, что ответа не будет. Потому что больно и очень ревниво видеть его с другими девушками! Но я все равно буду улыбаться. Ему нравится, и мне так легче.
Кусая губы, поднимаюсь с кровати. Меняю музыку на более весёлую. Подхожу к зеркалу. Расчесываю ставшие влажными от слез темные прядки. Глаза немного воспалились и губы припухли, но это ничего. Скоро пройдет.
Хочется безумства, протеста. Сделать что-то совершенно безбашенное, чтобы лампочка внутри меня включилась, а мыслей о Захаре стало меньше.
Чего я никогда не делала?
«Ты вообще очень послушный ребенок» — опять тыкает в меня внутренний голос.
Есть такое. Не люблю расстраивать родителей, да и повода не было. Плюс тотал контрол старшего брата. Особо не похулиганишь. Вон, даже недавний поход в ночной клуб оказался провальным.
В прихожей что-то падает. Быстро выключаю музыку и прислушиваюсь.
Тихие мужские голоса, явные попытки не заржать одного из них, и снова грохот.
Выглядываю из своей комнаты…
— Бля, ну ты и нажрался, — тихо матерится тот, кто одновременно прикалывается над совершенно пьяным Захаром и пытается его не уронить.
Я знаю этого парня. Мы виделись в клубе.
— Привет, — шепчу, выходя к ним и оглядываясь на спальню родителей.
Капец будет кому-то, если сейчас проснется отец и увидит этого кого-то в таком состоянии.
— Мышооонок, — пьяно и грустно тянет Захар, пытаясь снять второй ботинок.
— Что тут… Твою ж! — ругается все же проснувшийся папа.
От его тона даже не виноватая я вжимаю голову в плечи.
— Добрый вечер. Извините, что разбудили. Доставка, — улыбается парень. — Я Гордей, — представляется он. — Уложу его сейчас. Не переживайте.
У отца на лице молниеносно меняются эмоции от злости к беспокойству.
— Надеюсь, он в таком состоянии не сел за руль, — присаживается перед Захаром на корточки, бьет его по рукам. — Убери! — быстро развязывает сыну шнурок и стаскивает ботинок. — Стася, уйди отсюда! — рявкает на меня.
А вот и не уйду! Я брата таким очень-очень давно не видела.
Это все Алиска виновата! Проклятая стерва! Так и знала, что ему будет больно!
— Он меня вызвонил. Его машина у бара осталась. Я дам адрес. Сомневаюсь, что он вспомнит.
— Один был, когда ты за ним приехал?
И я задерживаю дыхание в ожидании ответа.
— С двумя бутылками бухла и пустой пачкой сигарет, — отвечает Гордей, удерживая Захара, пока отец стягивает с него куртку.
— Понял. Спасибо, парень. Отпускай, дальше я сам справлюсь, — перехватывает Захара у друга, разворачивается ко мне.
Брат пьяно улыбается. Его шатает. Отец прижимает крепче, перехватывая чуть удобнее.
— Боров стал, — хмыкает он. — Стася, раз уж не спишь, проводи Гордея на кухню. Я сейчас уложу чудовище и приду.
— Чай будешь? — предлагаю парню.
— Нет, спасибо, — Гордей присаживается на табуретку. — А ты чего не спишь? За брата переживаешь? — с лету попадает в точку.
— За него вся семья сейчас опять переживать будет, — ворчу я, все же включая чайник. — А он правда был там один или просил никому не говорить? — разворачиваюсь к Гордею лицом, упираясь попой в кухонную тумбу.
— Правда. Он что-то пытался мне объяснить про какую-то Алису, но я так ни черта не понял. Девушка его?
— Бывшая…
Вздрагиваю от щелчка кнопки чайника. Закипел. Завариваю в три кружки. Гордею, папе и себе. Парень улыбается и решает второй раз не отказываться.
— Дрова, блядь! — ругается папа, грохнув дверью комнаты Захара. — А ты не слушай, — строго рычит на меня. В ответ получает чашку горячего чая.
— А как же он на учебу утром? — смотрю на обоих мужчин.
— Никак. Он проспится в лучшем случае к обеду. Позвоню, решу. Спасибо еще раз…за доставку, — хмыкает отец, пожимая руку Гордею.
— Да не за что. Вы ему напомните, если не сложно, чтобы позвонил мне, как в себя придет. Он покататься хотел, я помогу организовать. Это антистресс лучше, чем бухло.
— Ааа, ты тот самый Гордей, у которого мотоклуб? Сын местного прокурора, кажется.
— Угу. Это я. Обещаю, все будет адекватно, если вы об этом переживаете. Просто ни он первый, ни он последний так болеет. У меня ж в клубе одни парни в основном, плюс/минус одного возраста. Трек, если его грамотно применить, неплохая таблетка.
— Так зима же!
— Так мы же на машинах кататься будем. Весной на байки пересядем. Ваш сын уже неплохо вливается в команду. Общий язык с моими парнями нашел легко.
