Ты и скрыть не умеешь,
Что ему ты чужда…
Ты меня не забудешь
Никогда, никогда!
И снова как-то так ухмыляется, что у меня по позвоночнику пробегают мурашки и волоски на руках встают дыбом.
— Красиво, — выдыхаю, взяв себя в руки.
— Наверное, — равнодушно пожимает плечами — Ты доела? — киваю. — Поехали, я помогу с переездом, как обещал, потом мне надо на тренировку. Могу взять с собой.
— Я буду раскладывать вещи. А когда у вас гонка?
— В выходные. Хочешь прийти? — он почему-то удивляется.
— Я бы посмотрела. И поддержала тебя. Идем? — поднимаюсь со стула.
Радость на его лице меня ничуть не расстроила. Я же знала, что будет непросто.
Кирилл открывает для меня дверь машины. Докуривает на улице и только после садится за руль. Всю дорогу до дома, наблюдаю, как он ведет Ягуар. Небрежно держит руль одной рукой, внимательно глядя перед собой или в зеркало. Поворачивает на нашу улицу, открывает с пульта ворота и въезжает во двор. Нас уже ждет грузовая газель и двое крупных парней в синих комбинезонах.
«Помогу с переездом от Толмачева» равно «Проконтролирую, чтобы твое барахло погрузили в машину, которую прислал отец».
Примерно так он и заявил, усевшись на качели под деревьями и прикурив очередную сигарету. Ситуация повторилась и когда мы добрались до дома, где я выросла. Правда с изменением гримасы на красивом лице со скучающей на брезгливую.
Ему не понравилось все от двора до обоев в прихожей. Не снимая обуви, Кит обошел всю квартиру, скорбно вздохнул и сел на табурет на кухне, предварительно вытерев его первой попавшейся тряпкой.
— Уверен, идея сделать такой убогий ремонт принадлежала не тебе. Ты реально хочешь здесь жить? Это же конура, обклеенная безвкусными обоями в цветочек.
— Знаешь, можно быть немного поуважительнее к труду других людей, — раздражаюсь на сводного. — Мама вырастила меня одна и то, что у нас есть свое жилье, значит немало.
— Поняла, что ничего в жизни не добилась, ничего не смогла дать дочери и быстренько захомутала богатого мужа, — переворачивает мои слова на свой лад. — Да-да. Я знаю эту историю.
— Прекрати! — сжимаю ладони в кулаки. — Мама многое дала мне! И она действительно любит твоего отца.
— Угу, — усмехается Кирилл. — Мне так нравится, когда ты злишься, — поднимается и медленно надвигается на меня.
Кухня у нас маленькая и я начинаю отступать по коридору в сторону комнаты. Толмачев настигает, обнимает своими наглыми руками.
— Прекрати, — уклоняюсь от попытки меня поцеловать. — Тебе сначала придется извиниться за то, что ты наговорил, — заявляю ему.
— Забавно. У моей чердачной мышки есть зубки, — вжимает меня в себя еще сильнее. Я теперь чувствую всю его выпуклую анатомию. — За что ты предлагаешь мне извиниться, «сестренка»? За правду?
— За то, что опять обидел родного для меня человека, — стараюсь хоть немного от него отодвинуться, но Кир разворачивает меня к стене, лишая возможности шевелиться.
— Интересно, мать будет заступаться за тебя так же, если придется? И что она выберет: бабки моего отца или свою дочь? — он водит пальцами по моему лицу. — Не отвечай. Это был риторический вопрос. Поцелуй меня.
— Нет! Пока не извинишься и не подумаю! — на своей территории я чувствую себя немного увереннее и стараюсь удержать оборону, хотя Толмачев продолжает вгонять меня в краску, вдавливаясь в низ живота внушительной эрекцией.
— Окей. Извини, — без грамма искреннего сожаления.
— Не верю, — отвожу взгляд, не выдерживая его.
— Маленькая шантажистка, — хмыкает Толмачев. Наклоняется еще ближе к моему лицу. Коснувшись пальцами подбородка, заставляет повернуть голову и выдыхает прямо в губы, касаясь их своими при каждом слове: — Извини меня, пожалуйста. Я больше так не буду. Сегодня, — и впивается в мой рот жадным, очень горячим поцелуем, пока я ему не ответила.
Трется о мои губы своими, делая прикосновения нежнее и легче. Сам закидывает мои руки к себе на шею. Больше не давит корпусом, просто обнимает и поглаживает пальцами в районе поясницы. Провожу ладонью по его затылку. Он закрывает глаза и рвано выдыхает. Всегда тянется за лаской. Я уже знаю. У него получается неосознанно. Простое прикосновение пальцев к его щеке и Кит ловит его, довольно жмурясь. Провожу по его шее и снова на затылок. Слегка массирую, пока он касается влажным языком моих губ.
— Моя, — улыбается сводный. — Мне пора ехать. Уверена, что не хочешь со мной?
— Приятно, что ты умеешь предлагать выбор. Видишь, — продолжаю перебирать его темные волосы, — свидания — это неплохо. Я открыла для себя что-то новое в тебе.
Он только загадочно смотрит на меня, натягивает на лицо привычную маску с дерзкой ухмылкой и делает шаг назад. Затем еще один. И еще.
— Утром заеду за тобой. Будь готова. А свидания, Лада, это скучно. Через, — задумывается на секунду, — шесть дней я покажу тебе, как проводят время взрослые девочки и мальчики. Предвкушай, — выходит в подъезд и закрывает за собой дверь.
* * *
*Стихотворение Ивана Бунина «Чужая». Написано в 1906 году.
Глава 24
Кит
Гордей отменил тренировку из-за проливного дождя. Это не страшно. Команда готова и заряжена на победу. Да и впереди есть еще пара дней.
На универ я сегодня тоже забил. Отца нет, полоскать мне мозг по этому поводу некому. Отвез Ладу на занятия и вернулся домой. Поднялся в ее комнату, придвинул удобное кресло ближе к окну и уже второй час сижу, смотрю, как стекло заливает водой, а за ним расплывается наш двор и местами голые деревья. Мрачно, холодно. Под стать настроению.
Заметил, что за те три дня, что Лада таскает меня на свои дурацкие свидания, моя агония притупилась. Болтовня сводной, ее звонкий смех вместо воды из брандспойта залили пожар, полыхающий в моих венах уже четыре с лишним года. Это не навсегда. Угли лежат толстым черно-красным слоем и дымятся, грозясь вспыхнуть вновь. Стоит только вспомнить ту чертову ночь, когда не стало мамы, а потом еще год, когда я в полной мере день за днем осознавал и чувствовал предательство отца. Потом настала она, уже ставшая родной агония, переродившаяся из боли. Я четыре года мечтал о мести и мои чувства к Ладе ничего не изменят.
Я только сейчас их осознал, глядя на дождь за окном, вдыхая запах, пропитавший эту комнату на чердаке. Они стали такими шокирующими и ясными, что у меня перехватило дыхание. Вцепился пальцами в подлокотники кресла и нервно смеюсь над собой.
— Идиот, — выдыхаю вслух. — Какой же ты идиот, Толмачев. Натали, похоже, была права.
Растерев лицо ладонями, облокачиваюсь на спинку кресла, съезжаю вниз, расставив шире ноги и убеждаю себя в том, что я просто голодный. Лада дразнит своими теплыми поцелуями каждый вечер, а я считаю дни до момента, когда она окажется подо мной. Вот и сейчас тело реагирует на одну мысль о предстоящем сексе. Член встает так, что становится больно. В телефоне есть ее фотка и я могу расслабиться сам. Это поможет продержаться еще три дня. Наш с Ладой первый секс совпадает с гонкой и у нее не будет никакого морального права отказать мне в этом удовольствии. Вот тогда я и проверю, с голодухи меня кроет или я реально к ней чувствую то, что пытался втирать мне мой психолог.
