Рэд же следил за тонким процессом ускоренной регенерации, результатом которого становились всё новые гирлянды зелёных огней на эрвэпанели саркофага, а сам снова и снова пытался понять, почему всё не так, как хотелось, и почему вскипевшая вдруг в нём мечта остаться на этой планете навечно теперь разом стала казаться такой недостижимой. Он не знал ответа на все эти вопросы. И подсказать было некому.
Меж тем шлюпка уже начала по пологой дуге снижаться в окрестностях сердца северного вольного государства Минис Ясина — порта Рамдар. Легко выводя шлюпку по расчётной траектории, Воин Элн по-прежнему тасовал в глубинах своего изощрённого ума информацию об Элдории в поисках решения.
Что-то тут не так?
Воин чувствовал рядом с собой знакомую жизнь, но был бессилен ей чем-то помочь. За пределами же крошечного клочка подвластной ему материи царила чужая воля, которую он не мог даже идентифицировать.
Эта воля уже заставила его, Воина, играть по её правилам. Будь она разумной или попросту древним механизмом, дремавшим в недрах этого мира, она уже в чём-то победила, изменив его планы. В ответ же приходилось банально дожидаться, когда появится возможность действовать. И эта тактика претила коллективному сознанию Воина. Ждать привыкли Вечные, Воин должен действовать.
Жажда деятельности в тот затянувшийся переломный момент проснулась и в ещё одном существе, самом необычном из собравшихся в тот миг в недрах шлюпки.
Существо было необычно уже тем, что абсолютно себя не сознавало.
Даже бортовой церебр в дебрях своих информационных потоков, нисколько не претендуя на звание живого существа, чётко понимал свои цели, стремления, своё прошлое и мог предвидеть в какой-то мере собственное будущее.
То, что шевельнулось сейчас на самых задворках сознания Рэда, не обладало такой возможностью. Оно затаилось некогда, обессиленное переходом, беспамятное и безгласное, но теперь принялось неловко ворочаться, инстинктивно пробираясь к свету.
Сколько лет прошло, прежде чем это чуждое здешнему миру существо смогло по капле скопить силы, достаточные для этого слабого движения. Что такое для него эти годы. Не привыкло ли оно мерить там, на своей далёкой родине, время столетиями и Эпохами, а может наоборот, секундами и мгновениями, и весь путь, что проделал вместе с ним Рэд от Системы Штаа до Системы Вирин — он на самом деле был вечностью, грозившей раздавить бестелесное создание чужих глубин, повергшее его в кромешный мрак, из которого не выбраться.
Так или иначе, теперь существо оживало. Инстинкт подсказывал ему, что где-то близко таится источник столь необходимой ему силы.
Сила. С силой вернётся утерянная память. С силой он снова сможет быть собой. Перестанет быть просто бессловесным гостем посреди безжизненной пустыни окружающей его реальности. А значит, может начать заполнять эту пустыню новой жизнью. Вечность бессмертна, она оживает там, где от неё осталась лишь крошечная крупинка. А значит бессмертен и их нежданный дуэт. Юнца по имени Рэд и старика пока ещё без сил и собственного имени.
Нужно дождаться.
Нужно.
Рэд сидел на каменных ступенях того старого, изрядно разрушенного строения, что заменяло местным жителям святилище, и вслушивался в собственные мысли. В голове мелькали лица, звенели голоса. Сегодняшний день, с того самого момента, когда Рэд и Рихард под руки привели Исили к дверям родного дома, был наполнен морем слез радости, океаном радостных восклицаний, мужских рукопожатий и женских причитаний, отвлекая от сумбурных мыслей, которые при других обстоятельствах продолжали был одолевать его с самого момента их прибытия.
Рэд никак не мог позабыть бледность лица матери Исили, когда она подошла (все остальные тотчас расступились) к ним и молча упала на колени. Не покидал головы и разом охрипший голос её отца, чьи руки так сильно дрожали, что становилось ясно — вся та бессвязица, что была произнесена перед двумя оперативниками, была лишь малой толикой, жалким отражением всего горя, которое довелось пережить этим людям за все дни, пока они считали Исили погибшей вместе с проклятым кораблём. С той злосчастной ночи у далёкого южного побережья.
Радость избавления, слёзы, причитания и смех, всё слилось в голове у Рэда в один тугой клубок. За весь день ему так и не удалось поговорить с Исили, даже Рихард куда-то исчез, скорее всего — снова укрылся в медотсеке спрятанной неподалёку шлюпки. После ранения он чувствовал себя ещё слишком плохо, чтобы подолгу оставаться на ногах. Рэду же в результате не досталось никого, с кем можно было бы обо всём этом поговорить.
То, что случилось с Рихардом, словно оборвало в Рэде какую-то натягивавшуюся с каждой минутой струну. Она начала звучать в нём, сначала басовито, потом всё тоньше и тоньше, с самого их прибытия на орбитальную платформу. Была в ней какая-то надежда на будущее, на что-то новое, которое поможет ему разрешить проблемы с самим собой, договориться о чём-то с окружающей действительностью. И вот теперь, Рихард жив и скоро будет здоров, но внутри Рэда словно засела какая-то новая заноза, безнадёжное ощущение полного провала, чувство собственного бессилия, уже почти привычным эхом возвращаясь к нему из спрятанной в нём пустоты.
Он ещё вчера думал, что всё будет хорошо, но теперь он не мог даже вспомнить, что при этом имел в виду.
Обхватив голову, Рэд попытался, было, усилием воли прогнать мятущиеся мысли, направить их в русло более насущных проблем, но даже не успел сосредоточиться — позади кто-то мягко кашлянул.
Обернувшись, Рэд увидел Исили, переодевшуюся в мягкий белый сарафан, непривычно распустившую волосы, свежую и улыбающуюся. Рэд поспешно поднялся.
—Ты ото всех убежала?
—И ты тоже. Скажи мне, Рэд, это правда, что, помогая мне, вы нарушили какие-то свои правила, которые вам строжайше запрещено преступать?
Рэд внимательно на неё посмотрел, но напрашивающегося вопроса задавать не стал.
—Да. По возвращении нам придётся держать ответ перед нашими набольшими. Но это ничего. Главное, что ты здесь. Остальное неважно.
Исили не заметила скользнувшей по его лицу улыбки. Как сейчас далеки были эти смешные проблемы. Её же лицо было по-прежнему нахмуренным, Исили что-то терзало.
—Я не понимаю, Рэд. Так нельзя. Вы — сильные, храбрые, добрые, нежные друг к другу, да и ко многим другим люди, и после всего этого помощь другому человеку, попавшему в беду — может считаться проступком? Да кому достанет злобы назвать такое зазорным?!
—Не зазорным,— покачал головой Рэд,— запрещённым. Нам нельзя вмешиваться. Видишь, я даже не могу тебе сказать, кто такие «мы», дабы не нарушить самые страшные свои обеты, одно можно сказать точно — если мы начнём помогать отдельным людям на каждом из миров, мы ничего не сможем… нас очень мало, творить добро, даже кажущееся неоспоримым — слишком тяжёлая для нас ноша, нам бы только успеть выполнить свой непосредственный долг, на нас и без того, порой, лежит слишком большая ответственность.
