Куда может привести этот след, ведущий через тысячелетия, Носитель не знал, но он пройдёт этот путь до конца, и там узнает разгадку.
Это совсем недалеко.
Здесь всё недалеко для того, кто пережил бесконечность в плену своего скованного мёртвой плотью разума.
Он уже почти понял, кого ищет.
Это человек, живший здесь когда-то.
Возможно, он умер сотни лет назад.
Возможно, он тоже чем-то схож с Носителем и попал сюда не по своей воле, а потому тоже может ждать сколько угодно.
Нужно только начать путь, отыскивая ускользающий в небытие от малейшего прикосновения след. Необходимо только отыскать.
Как всё просто.
Носитель услышал собственный вздох облегчения.
Этот звук у него получился куда лучше.
Когорта молчаливо стояла возле треснувшего купола, поглядывая то в сторону Ковальского и сержанта, уже битый час что-то обсуждающих метрах в двадцати в стороне, то в зияющий проём ангара, внутри которого было заметно какое-то шевеление.
Мороз усиливался, так что Джон старался даже не переступать с ноги на ногу, чтобы не привлекать лишний раз снежным скрипом внимание разъярённого сержанта.
О чём они там спорили, было непонятно, но те редкие взгляды, что Оденбери бросал в их сторону, были куда красноречивее слов — ситуация аховая, сейчас лучше помолчать, здоровее будешь.
Небо продолжало всё ярче расцветать редкими звёздами, они по-прежнему оставались в «тени» догоняющей Штаа бури, и даже бесконечные расстилающиеся вокруг сверкающие снеговые поля не могли донести сюда достаточно света, он глох во взбаламученной атмосфере Аракора далеко за горизонтом.
У Джона глаза давно работали на пределе чувствительности трансформированной сетчатки, но команды включить фонари не было, так что приходилось стоять вот так в потёмках и всё дольше чего-то ждать.
Если верить Ковальскому, эти серые змеи — колонии экзополипов, и как только температура достаточно упадёт, те сначала потеряют способность двигаться-расти, а потом и вовсе рассохнутся мириадами спор, лягут белёсой пылью, едва заметной на снегу, чтобы ранним аракорским утром начать стремительно прорастать. Если, конечно, отыщут должный источник энергии — света Штаа им хватало едва чтобы подготовиться к следующей ночёвке, безудержный рост колонии за счёт неприкосновенного запаса веществ начинался только вблизи чего-то более серьёзного. Вроде ещё горячих ходовых генераторов их глайдеров, которые могли потом возместить «лианам» потраченные ресурсы сторицей.
Как эти твари здесь очутились, посреди пустой возвышенности вдали от моря, почему их не сдержал купол, Джон не имел ни малейшего представления. На привычное явление почти полное разрушение транзитной станции, судя по реакции Ковальского, похоже не было.
А ещё Джона по-прежнему беспокоил мороз, который должен был позволить спокойно добраться до грузовых отсеков глайдеров, ведь там могло оставаться невредимым много ценного оборудования. Как только им придётся укрываться от падающей в сторону критических отметок температуры, купол может стать для них ловушкой — кто знает, как скоро эти серые змеи выгонят их обратно наружу. По всему выходило, надо будет укрываться здесь, под открытым небом, в снегу, на температурном минимуме, достаточном биосьюту для успешного поддержания в работоспособном состоянии системы жизнеобеспечения. Опять же, необходимо экономить ресурсы, неизвестно ещё, насколько они здесь застряли.
А между тем, где-то там их помощи по-прежнему ждут потерпевшие аварийную посадку.
С другой стороны, буря ушла, нейтринный всплеск тоже должен угаснуть, а значит из тыловой зоны сюда уже вылетели спасательные глайдеры, вот разберутся с пострадавшими, займутся и их когортой. Ковальский уже наверняка доложил на орбиту о происшествии, так что всё будет нормально. Хотя, конечно, для получения хороших аттестационных баллов тот факт, что они из спасателей разом превратились в спасаемых, это из рук вон. С другой стороны, Джона ввиду общей измотанности это не волновало сейчас совершенно.
Больше беспокоило другое.
Ставший с некоторых пор кристально-прозрачным воздух с каждой секундой всё сильнее словно что-то населяло.
Стоило сосредоточиться на самом краю поля зрения, там обнаруживалась некая неуловимая жизнь, что-то двигалось, скользящими осторожными движениями вплетаясь между атомами едва не смерзающейся атмосферы Аракора. Но только Джон двигал головой, пытаясь заглянуть себе за плечо, эта призрачная жизнь замирала, исчезая без следа и остатка.
Он начал уже грешить на предельную усталость организма, по горло залитого стимуляторами, но заметил, что остальные тоже странно косят глазами по сторонам и даже верзила Экхарт как-то зябко поводит плечами, будто у него мурашки по коже.
Что-то вокруг происходило не то, но что именно, никто не понимал. Первой подала голос Синтия, активировался личный канал, она некоторое время помолчала, но потом всё-таки решилась включить и когортный.
—И долго мы так будем стоять?
—Пока они не договорятся.
Джон для верности пожал плечами, иллюстрируя степень определённости дальнейшей судьбы предприятия.
—А если они никогда не договорятся?
Ей ответил нервный голос Мороки:
—Они точно не договорятся. Потому что не больше нас понимают, что вокруг происходит.
—И что же, по-твоему, происходит?
—Откуда я знаю. Над Аракором бушует нейтринная буря. Связь затруднена, еле улеглась эта злосчастная буря, техника отказывает чаще обычного, где-то там ждёт нашей помощи аварийный модуль, сами мы сидим здесь и не знаем, что делать. И ещё эта дрянь вокруг…
—Все это видят?
Видели все. Экхарт последним хмыкнул что-то утвердительное.
—Есть желающие опровергнуть некую очевидную связь между событиями, что нас сюда привели?
Хороший вопрос. Вот только Джон изначально был против далеко идущих выводов.
—Погодите, это всё замечательно, но мы сейчас с разбегу до такого договоримся, что потом придётся начинать сначала. Мы здесь — случайно, капсула здесь — случайно, даже буря эта здесь случайно, потому что ничто не указывает на обратное. Есть только странный зрительный эффект, больше похожий на коллективное помутнение рассудка, чем на часть объективной реальности, а ещё есть эти лианы, проникшие в ангар и лишившие нас средств передвижения. Плюс, наверное, есть нейтринный шторм, про который никто ничего толком не знает, а слышали мы о нём только от Ковальского. Может быть, слишком много совпадений, но если кто и знает что-то о том, как нам в этой ситуации быть — вон он, стоит, разговаривает с сержантом. И ни до чего умного мы сейчас не додумаемся, поскольку мы — очевидным образом — ничего и не знаем.
Морока досадливо кашлянул и отвернулся. Этот верил только себе и своим построениям. А вот Синтия сдаваться не собиралась:
