Оденбери дёрнул плечом, остановился, снова обернул голову в том направлении, куда ушёл Ковальский.
—Алохаи, закрывай дискуссию, нам надо готовиться к ночёвке,— Морока тут как тут, остальные молчат и смотрят, а этому всегда есть, что сказать.
—Сержант?
Ответа не последовало. Тот о чём-то снова крепко задумался. Его можно было понять, на них четверых ответственности — с мизинец, максимум, что им грозит — незачтённый полевой тест. Сержант де за одно неверное решение при исполнении мог лишиться звания. Это как минимум.
—Вы заметили, что эта дрянь словно густеет?
Кажется, впервые после высадки на планету Экхарт сподобился на развёрнутую реплику. Было отчего задуматься. Джон привычно скосил глаза, где шевелилась серая муть. Или это самовнушение, или верзила прав. Призрачное движение уплотнилось, словно приобрело осмысленность, взгляд будто погружался в спутанный клубок медузообразной трепещущей кисеи.
Если здесь и правда что-то происходило, то этот процесс явно набирал обороты с каждой секундой.
—Сержант, вы интересовались у Ковальского, он про что-нибудь подобное слышал?
—Нет.
Оденбери досадливо поморщился.
—То есть, конечно, спрашивал. Но он или вправду ни с чем подобным не сталкивался, или… в общем ответил он мне неопределённо-отрицательно.
Угу. Ковальский умеет, это Джон успел заметить.
—Так что же нам делать, сержант?
—Он прав в одном,— глаза Оденбери сощурились в некое подобие задумчивого выражения, всё-таки он ещё продолжал сомневаться.— Он не командир отряда, и мы не обязаны выполнять его указания. Более того, согласно уставу миссии, если что случится с одним из членов когорты, ответственность будет на мне, а не на проводнике. Бремя принятие решения — на мне. Поэтому мы поступим вот как…
И снова пауза. Если это не было такие проявление неуверенности в принятом решении, то Джон был готов признать себя никудышным психологом. Впрочем, выбирать не приходилось:
—Мы отправляемся за ним. Маршрут я в общих чертах знаю, проблем нам он не доставит, обойдёмся и без обычной сетки. Возьмём с собой полезный груз с таким расчётом, чтобы нагнать Ковальского возле вероятной точки аварийной посадки. Ночевать под снегом некогда, потому все надевают термококоны поверх биосьютов, неудобно, но выбора особого нет. Перевести блоки эндокринной поддержки в режим повышенной выносливости, собираемся и выходим.
Морока против обыкновения молча ушёл в ангар. Переглянувшись, за ними последовали Синтия и Экхарт, и только Джон сделал навстречу сержанту преграждающее движение:
—Сорр, вы как будто не хотите, чтобы Ковальский узнал о нашем приближении.
Оденбери попытался его обойти, но Джон продолжал упорствовать:
—Сорр?
—С чего это тебе пришло в голову?
—Вы же отпустили его одного, а могли запросто сразу приказать нам следовать с ним. При этом вы не насколько уверены в маршруте, как хотите это показать. Без сетки мы можем по большому счёту рассчитывать только на следы Ковальского. Крупных складок местности у нас на пути нет, разве что по звёздам ориентироваться?
—Очень умный,— сержант даже усмехнулся.
—Стараюсь, сорр, но это не ответ. Вы не хотите, чтобы он узнал о нашем приближении?
—Скажем так, пусть он раньше времени не знает, что не один.
—Зачем вам это нужно?
Сержант смерил Джона взглядом.
—Шаг назад, кандидат в курсанты. Это нужно нам. Всем. И самому Ковальскому. Он считает, что справится. Но он сам говорил — здесь поодиночке не ходят, а остался один — оставайся на месте и жди. Он нарушил правила. Видимо, на то у него есть причины. Если же мы в такой ситуации будем настаивать на сопровождении — он имеет полное право прервать миссию ради нашей безопасности, и так мы никому не поможем.
—Вы об этом и спорили. Он настаивал, что дальше пойдёт только один, а иначе останется с когортой на месте?
—Примерно. А теперь собирайся, Алохаи.
Осталось только ответить дежурное «со, сержант».
Которые сборы за последние сутки, и каждый раз — будто бы решающие и окончательные.
Копаясь в разбросанных по снегу контейнерах, Джон морщился, мысли мешали сосредоточиться.
Они снова отправляются.
Что там их ждёт? Ни разу с самого момента выброски не было случая, чтобы за горизонтом оказывалось то, что ожидалось.
На вводной им рассказывали о гиперэнтропии Аракора. Нет, это никакая не энтропия. Ни одна планета не может жить в состоянии постоянной неопределённости, здесь же люди жили давно. Жили, работали, исследовали этот мир и спасали из его недружественных объятий случайных гостей.
Джон видел глаза Ковальского. Они менялись с каждым часом их путешествия. Если это Аракор, то такой Аракор их проводнику был в такую же новинку, что и всей остальной команде. А значит сержант прав, нужно догонять, иначе пропадёт.
Термококон стеснял движения гораздо сильнее, чем даже эти меховые лохмотья, так органично вписывающиеся в полярный ландшафт. Жёсткая серебристая оболочка скрывала толстый слой нанотехнологической начинки, отводящей, аккумулирующей, перераспределяющей тепловую энергию. Яркие цвета обычных спасательных биосьютов сменились рябящим в искусственном свете металлическим хитином. В термококоне человек больше был похож на сервомеха, такая малоэффективная и громоздкая ГД-платформа о двух ногах. Почему же они осталось без транспорта, вот что было самое непонятное и неприятное.
—Алохаи, готов?
—Апро, сорр.
—На выход.
А ещё его начинало клонить в сон. Джон снова прошёлся по настройкам следовых активаторов, но ничего особенного не обнаружил. Норма, если не считать длительные физические нагрузки. Очень странно. Подняв уровень контрольного тонуса ещё на уровень, Джон вышел к своим.
—Кто ещё это чувствует?
—Что именно?— сержант уже был в полном обвесе, готовый выступать. На взгляд, он на этот раз взял с собой даже больше, чем в прошлый их переход.
—Усталость, сонливость, гипотония, небольшое снижение оксигенации. Всё в пределах нормы, но отклонение необычно синхронное по всем шкалам.
—Что у остальных?
Джон покосился на когорту, когорта молча сгрузила данные биометрии.
—Понятно. Дополнительная информация?
—Больше ничего. Если не считать этого тумана. А так, готов выступать.
Остальные тоже были готовы.
—Итак, выдвигаемся. На средней скорости тут не больше десяти часов пути, если буря опять не поднимется. Обо всех изменениях в самочувствии докладывать немедленно, о любых подозрительных вещах — тоже. Даже если решите, что вам показалось. Ясно?
