—Да, и всё кое-как! Чёрт возьми, Ава, я сомневаюсь, что тебе можно доверить выполнение чего-то действительно серьёзного! Может, я ошибся с выбором…
—Но, Элвис…
Он ушёл на кухню. Ел там что-то. Я решила не соваться. Пошла в свою спальню, забилась между кроватью и прикроватной тумбочкой и заплакала. Неужели я на самом деле настолько никчёмная, что не в состоянии справиться даже с простейшей работой по дому? Какая же я идиотка! Просто невозможно было облажаться ещё сильнее! Это же надо такое придумать: вытащила счастливый билетик, который один на миллион, привлекла внимание самого желанного парня на планете — и всё это потеряла лишь потому что не смогла дотянуться до вентиляционной решётки в санузле…
Час или два я страдала, рыдала и ожидала, что Элвис вот-вот велит мне убираться. Раздумывала, как буду добираться до дому, если он просто выставит меня на улицу и что буду делать, если отвезёт меня обратно в психбольницу.
Но когда он вошёл в мою спальню, то оказался на удивление спокойным и ласковым. Спросил, поняла ли я, что нужно стараться сильнее и после утвердительного ответа сказал, что уже договорился насчёт парка развлечений на эту ночь.
—Надеюсь, ты хорошо спала ночью, детка? Не вырубишься, как вчера?
—О, нет, ни за что!— воскликнула я, счастливая от того, что он снова добрый и, кажется, даёт мне второй шанс.
Быстро оделась и села в машину.
Эх, всё-таки я не самая конченная лохушка в мире!
С самим Элвисом еду на русские горки! Завидуйте! Эй! Все вокруг!
Завидующих было маловато. Сначала мы ехали по совершенно пустынной местности, а когда прибыли в ближайший городок, где находился парк аттракционов, то Элвиса там даже не узнал никто. Честно говоря, я думала, что какие-нибудь отмороженные девчонки тут же окружат нашу машину, начнут исписывать её всякими признаниями, разбирать на детали, пытаться оторвать кусочек от моего спутника… Но этого не произошло. Мы доехали спокойно и меня это даже немножко расстроило. Видимо, народ тут очень тёмный и про Элвиса не знает. А как было бы классно, появись наша совместная фотокарточка в кадиллаке в той самой газете, где ещё недавно меня выставили чокнутой самоубийцей…
В ночном парке мы были одни. Это было и странно, и жутковато, и то же время как-то по-удивительному привычно: я ведь знала, что герой моих мечтаний посещает общественные места только так, индивидуально, ночью (иначе он шагу ступить там не сможет)— и не раз представляла себе, как проходят эти таинственные единоличные посещения кинотеатров, кафе и тому подобных мест. Карусельная музыка не играла, обычного детского смеха не слышалось, поэтому скрип металлических аттракционов звучал во тьме непривычно громко и устрашающе. Я повторяла себе, что такой шанс выпадает раз в жизни, но всё равно не могла расслабиться и совершенно отдаться веселью.
Честно говоря, большим любителем подобных развлечений я никогда и не была: на качелях с удовольствием качалась или на каком-нибудь медленном паровозике не против была бы проехаться. А вот крутые горки, быстрые падения и большие скорости меня пугали: катание на них я сочла бы скорей испытанием, чем радостью. Элвис же, как назло, выбирал самые страшные аттракционы. Ну, то есть как — выбирал… Он сперва спросил, на чём хотела бы покататься я, а, услышав ответ, заявил, что эти карусели очень скучные, и потащил меня на центрифугу. Пришлось подчиниться.
Но разве человек, который выдержал манипуляции роботических медсестёр, должен бояться каких-то глупых горок? Испытывая свободное падение или вися вверх ногами, я повторяла себе, что бояться нечего, что если мы погибнем, то вместе с Элвисом (и я войду в историю), а если нет, то всё равно нам недолго осталось ввиду мировой обстановки.
—Круто было?— спросил он, когда мы вылезли с последней из этих кошмарных конструкций.
—Ну так,— сказала я.
—Неужели не понравилось? По-моему, просто супер оттянулись!
—Если честно, было очень страшно.
—Вот как?— Элвис удивился.— А ты даже и виду не подала!
После этого он прижал меня к себе и прошептал на ухо своим томным, обволакивающим голосом:
—Я горжусь тобой, Ава! Ты самая смелая крошка! Как я рад, что выбрал именно тебя!
Один этот момент окупил все мучения на горках! Я почувствовала, что люблю Элвиса сильнее, чем когда бы то ни было. Уставилась на землю и, уповая на то, что темно и не видно того, как я покраснела, пролепетала:
—Поцелуй меня…
Он как-то по-отечески рассмеялся и легонько чмокнул меня в макушку. Это было, конечно, не то, чего мне хотелось. Но настаивать не стала. Попросила:
—А можешь мне спеть?
—Детка, я бесплатно не пою,— ответил Элвис.
На обратном пути я заговорила о том, что услышала нынче по телевизору.
—Это да,— сказал мой спутник.— Публично я предпочитаю не высказываться о политике, но тебе скажу: Сталин, кажется, совсем с катушек съехал. Творит уже совершенно невообразимые вещи.
—Как думаешь, утащит он нас с собой на тот свет? Или поживём ещё?— спросила я.
—От нас зависит,— отозвался Элвис.— Вот из-за этого из-за всего я и стал помогать Президенту.
—Ты думаешь, мы в силах повлиять?
—А почему нет? Защитники Лексингтона и Конкорда ведь повлияли на ход истории. Они не рассуждали «что мы можем, мы не в силах, Георг III окончательно рехнулся, нам конец»…
—Это было другое.
—Это была борьба за свободу. И теперь мы снова должны за неё побороться и победить.
Возразить было нечего. Что и говорить, Элвис всегда был для меня воплощением всего, чем Америка может гордиться — какие бы помои на него ни лили злые газетчики!
—А как думаешь?— спросила я немного погодя.— Летающие тарелки это тоже дело рук коммунистов?
—Какие-таки тарелки?
—Ну как это? Летающие. В небе. Высовывают луч и забирают человека.
—Это всё какие-то глупые россказни,— Элвис нахмурился.
—Как это россказни?
Ладно, уж кто-то, а он про тарелки не может не знать! Даже если девочка в больнице сочинила про спасение фанатками певца от непонятного объекта, но уж то, что было в Вилко, как он бегал от летающей фигулины, я видела сама! Но Элвис сказал:
—Не неси ерунду. Прекрати.
Что ж. По какой-то причине он не хотел говорить обо всём об этом. Я боялась разозлить его, поэтому настаивать не стала.
—Расскажи лучше, за что ты меня любишь,— предложил Великолепный.— Какая из моих песен — твоя любимая?
Я с удовольствием принялась отвечать ему и проотвечала до самого дома.
Домой мы вернулись около четырёх часов ночи. После всех событий дня я просто с ног валилась.
—Чувствую, завтра просплю до двенадцати,— сообщила я, выходя из машины и считая секунды до того, как смогу упасть в свою кровать.— Жаль, конечно, не видеть тебя эти восемь часов, но придётся…
