Но на мой вопрос ответили:
—Сейчас мы это выясним. Ступай теперь в ту комнату.
Я открыла указанную мне дверь, переступила порог и похолодела.
Там стоял детектор лжи!
* * *
Чёрт, чёрт, чёрт!!!
Не могли они сделать такую проверку пораньше?!
Странно было бы ждать в наше время, чтобы американскую девочку, предназначенную для сложной шпионской миссии, не проверили на полиграфе. Но если бы это произошло, к примеру, в день нашего прибытия в Москву! А ещё лучше — дома, в Америке… Тогда бы я честно сказала, что верю Элвису и искренне планирую ликвидировать Врага рода человеческого. Но что же мне делать теперь, когда я уже знаю, что обманута, и только и думаю, как бы отсюда сбежать?.. Ведь полиграфолог наверняка задаст вопросы наподобие «Живёте ли вы с Элвисом?» и «Собираетесь ли убить Сталина?»… Сейчас они поймут, что я не верю им!.. И тут же меня ликвидируют…
В голове сразу же закрутились папины рассказы о коммунистах, обманувших детектор лжи. Он ведь рассказывал, что это как-то можно сделать! Трудно, но можно… На самом деле полиграф это, конечно, очень верная вещь: она необходима при приёме на работу, при проверке присяжных, при выявлении советских агентов среди голливудских сценаристов. Но папа по секрету говорил нам, что на самом деле продукция его фабрики не так уж и совершенна. Злоумышленникам вроде как несколько раз удавалось обхитрять её… Вот только как, как?..
Меня усадили на стул. Закрепили датчики на руках и ногах, потом на груди. Надели на голову шлем, неприятно напоминающий об электрическом стуле и робосёстрах из психбольницы.
—Расслабьтесь,— произнёс полиграфолог.— Мы просто поговорим о том, о сём. Я даже не буду включать эту машину поначалу.
И тут-то я и вспомнила! Расслабиться! Отец говорил, что, по сути, детектор лжи измеряет не содержание сказанного тобой, а твоё волнение. Считается, что если человек говорит неправду, то он нервничает, и это отражается на пульсе, ритме сердца и потливости. Значит, если внушить самому себе, что беспокоиться не о чем, и искренне поверить в свою неправду, то и машина, и оператор обмана не заподозрят… А перед тем, как перейти к важным вопросам, непременно ещё спрашивают что-нибудь неважное: типа, как меня зовут, где нахожусь, какой сезон сейчас… Это нужно для того, чтобы измерить обычный для испытуемого уровень волнения, посмотреть, как он ведёт себя, когда говорит то, в чем сомневаться не приходится. Значит, на этих первых вопросах как раз-таки надо заставить себя волноваться: пускай думают, что я по жизни дёрганая. А при важных вопросах я наоборот должна буду заставить себя быть как можно более равнодушной. Если повезёт, уровень нервности получится одинаковым там и там…
—Вы сидите на стуле?— спросил испытующий.
Как бы заставить себя волноваться? Наверное, надо представить что-то волнительное в любовном смысле… Я представила Элвиса, как он вихляется.
—Да.
—Вам семнадцать лет?
Нет, Элвис не работает… Лучше что-нибудь ужасное представлю… Вот как люди умирают, например… О, пускай он сам и умирает! Например, было бы жутко, если бы он свалился с какого-нибудь небоскрёба… Или его коммунист бы какой застрелил…
—Да.
—Вы сейчас в СССР?
Ладно, что уж. Не до Элвиса сейчас. Чего я действительно боюсь — так это того, что меня сочтут неподходящей для убийства Сталина и пустят в расход. Хотя того, что наоборот сочтут подходящей, тоже боюсь. Представлю-ка я, как стреляю в него там, на Красной площади… Это всё-таки страшно — убить человека…
—Да.
—Вы лежали в психбольнице?
Ещё как лежала! Я буйная! Кстати, папа говорил, что сумасшедших проверять на полиграфе бесполезно. Так что если я буду выдавать какие-то странные реакции, это вовсе не значит, что я собираюсь кого-то там обмануть! Я просто ку-ку… О, кстати, ещё папа говорил, что напряжение можно вызвать у себя, если решать математические задачи! Ну-ка, попробуем перемножить 538 на 334…
Когда пошли более серьёзные вопросы, я перестала умножать, а уставилась на один из кирпичей в стене ангара и сказала себе мысленно: «Что может быть не так? Элвис всё предусмотрел. Он меня любит. Он выбрал меня. Я из поклонниц его лучше всех. Скоро мы спасём человечество от Сталина, долетим до Западного Берлина и будем счастливы… Хотя, возможно, пока мы будем лететь, деления Берлина на восточный и западный уже не будет. Узнав, что тиран умер, вдохновлённая Восточная Европа тут же сбросит социалистические оковы и соединится со свободным миром…»
—Вы собираетесь быть на параде физкультурников?
—Да.
—Вы собираетесь быть там внутри муляжа атомной бомбы?
—Да.
—Вы собираетесь выстрелить в Сталина?
—Да.
—Вы доверяете Элвису Пресли?
—Да.
Ещё бы! Это мой певец любимый. Ни разу меня не обманывал: в отличие от этого типа, с которым я тут живу!
—Вы собираетесь обмануть Элвиса?
—Нет.
Как я его обману? Я же даже с ним не знакома! Всё наше общение ограничилось одним прикосновением с бакенбарде и одной попыткой снять ботинок…
* * *
Полиграфолог мурыжил меня больше часа.
—Так что, всё нормально?— спросила я, наконец, отцепившись от проводов.— Я гожусь или как?
—Не мне решать.
Полиграфолог удалился.
Полчаса я сидела одна и гадала, что дальше. Раздумывала, продолжается ли ещё проверка, снимают ли на камеру меня — или в самом деле всё уже закончилось. Потом пришла успокоительная мысль: если б я провалила проверку, меня бы уже застрелили наверняка…
А за мыслью пришла эта женщина в красном. В руке у неё было что-то блестяще-продолговатое:
—Держи, это тебе. Спрячь. Но всегда носи с собой.
—А что это?
В моих руках лежало что-то вроде хромированной рукоятки от отвёртки или другого инструмента. На одном конце, там, где вроде бы полагалось крепиться этому самому инструменту, была еле заметная дырочка. На другом имелась кнопка — утопленная в корпус таким образом, что нажать её была возможность только ногтем.
—Если коммунисты тебя схватят, прижми этот конец к своему телу и нажми кнопку,— сказала женщина.
—И что тогда будет?
—Лёгкий укол и быстрая, безболезненная смерть.
—Хорошая штука!
Надеюсь, в этот раз от коммунистов мне удастся улизнуть. А вот есликогда будет ядерная бомбардировка, я воспользуюсь вашим шпионским прибором! Кстати, у нас в Америке такие штуки были бы нарасхват. Почему их не продают? Можно было бы рекламу запустить по телевизору: «После атомной бомбёжки Сэмми умирает в страшных мучениях, а Джонни, у которого есть волшебная палочка фирмы Гомперса, идёт в лучший мир без ожогов и без лучевой болезни»…
