Ленинград… Ах ты Господи… Как бы соврать так, чтоб не проколоться? Что там в этом Ленинграде вообще есть? Дворцы? Музеи? Что-то большевистское наверно?.. Монументы революции? Не помню… Что же делать?
—Больше всего мне понравились люди,— ответила я.— Советские люди, они просто супер!
Профессор расплылся в улыбке.
—Хорошо, что вы там были, когда взрыв случился,— заметил он чуть погодя.— Мы тут сильно напугались. Показалось, это ядерная бомба. Не самое приятное ощущение, скажу я вам… А вас, американцев, чего доброго, могли бы заподозрить, если б здесь были… А может, вы о взрыве и не слышали?
—Слышала. Это на Красной площади который был, верно?
—Он самый.
—И что говорят? Кто взорвал?
—Ну кто-кто! Сионисты-менделисты, разумеется!
—А кто это?
—Враги всех коммунистов. Ой, да ну их! Лучше вот в кафе зайдём давайте-ка!
Мы зашли в какую-то буфетную. Там посреди зала было несколько высоких столов, предназначенных, чтоб есть за ними стоя, а вдоль стен по всему периметру располагались торговые автоматы. Надписей над ними я не поняла, но по виду догадалась, что одни из них заполнены горячими напитками, другие — газировкой, третьи — бутербродами, четвёртые — ещё какой-то снедью.
—Могу я угостить даму?— кокетливо произнёс Изотопов.— Ведь ваш муж не обидится?
—Если честно, мне неловко за ваш счёт есть… В этот раз я уж точно вернуть не смогу…
—Пустяки! Тут без выреза талона отпускают. А вы просто обязаны попробовать достижения советского пищепрома. Вы ели моркофель?
—Кого?
—А, не ели! Сейчас поедите.
Изотопов опустил монетку в один из автоматов и извлёк оттуда алюминиевый тюбик ярко-розового цвета.
—А кофе вам какой, мэм? Из желудей, из цикория, из ячменя?
—Можно чай, пожалуйста?
—Конечно.
За вторую монетку профессор получил стакан чаю в подстаканнике с изображением Спутника. С этой «добычей» он гордо вернулся ко мне.
—Вот, попробуйте. Это пюре из моркофеля — смеси картофеля и моркови. Его наш институт вывел, у вас такого нет! Сытный как картошка, сладкий как морковка и вашему жуку не поддаётся!
—Какому ещё нашему жуку?
—Да как какому? Колорадскому, конечно! Которого буржуи к нам закинули, чтоб еду советского народа уничтожить. Но не тут-то было! Мы, бойцы, мичуринско-лысенковского фронта, пропитание людское обеспечим! Так что можете им так и передать… Шучу, конечно. В общем, этот гибрид наша кафедра вывела.
Я выдавила себе в рот немного пюре.
—Ну как?
—Довольно вкусно. На пюре из батата похоже.
—Это не батат,— сказал учёный, помрачнев.— А чай теперь попробуйте.
Подстаканник ужасно нагрелся. Ума не приложу, зачем их делают металлическими?..
—Ну что? Сладкий?
—Да, довольно-таки.
—Вот!— сказал профессор, торжествуя.— А сахара-то мы не добавляли! Этот сорт вывел НИИ АтомСельХозПищеСнаб. С помощью ионизирующего излучения они заставили кусты чая мутировать таким образом, чтобы он стал сладким сам собой. Представляете, какая экономия?! Теперь народу нужно в два раза меньше сахара, так что высвободившийся остаток можно направить на помощь Египту.
—У нас тоже проводятся такие эксперименты,— поддержала разговор я.— Например, при помощи радиации выведена порода кур с дополнительными конечностями.
—Да вы там вообще чем попало питаетесь!— Буркнул профессор.— Куры с дополнительными… Ишь ты! Уроды пернатые… Вот ведь что придумают буржуи!.. Пичкают народ всякой дрянью — и только лишь ради наживы! Да у вас там вообще, говорят, всё настолько радиоактивное, что приходится лунит глотать в таблетках или пить с ним лимонад.
—Это просто профилактика.
—Профилактика! О, нет, мэм! Это издевательство над телом. Угнетение трудового человека. Лунит должен защищать человека снаружи, а не изнутри. Из него надо делать короба для двигателей в машинах, а не таблетки.
—Но такая машина была бы слишком тяжёлой, угловатой и некрасивой. Её никто не купит…
—А у нас её с руками оторвут.
—Вы бы тоже поели,— сказала я, не желая ввязываться в спор.
—Да спасибо, я сыт! Нынче с утра кровь сдавал. После этого кормёжка полагается. Так что я пока что завтрак перевариваю.
—Вы тут любите кровь сдавать, да?— глупо ляпнула я, вспомнив, что Дейтерий говорил мне.
—Ну как «любим»… Надо — значит, надо. Просто нашу кафедру обязали сдать пять килограмм крови, двадцать килограмм макулатуры и пятнадцать килограмм металлолома. А у вас, что, так не делают?
—Не делают…
—Отсталый вы народ!.. Не обижайтесь. Я, мэм, конечно, не лично про вас говорю. А другие — нагонят… Ну что, вы доели? Идёмте!
Мы вышли. Прогулялись мимо памятника Сталину по Сталинскому проспекту. Прошли набережной Сталина до площади Четвёртой Сталинской пятилетки. Не могу сказать, чтобы Москва мне не понравилась: она была величественной, очень впечатляющей, дорогой и явно стоившей огромного труда. И всё же для меня эти проспекты были слишком широкими, небоскрёбы — слишком великанскими, античные колонны и триумфальные арки — слишком многочисленными. Я была как в кабинете у директора. Даже в белизне гранитных набережных, в идеальной чистоте гладкой дороги, в ровном ряде деревьев, высаженных на клумбе по краю здания,— всюду мне чудилось что-то холодное, что-то опасно-чужое. Впрочем, дело было наверняка в политике, а не в архитектуре.
Мы уже направлялись в обратную сторону, когда в одном месте мой взгляд зацепился за прозрачный стенд с развернутой газетой. Рядом была пара человек, её читавших. Разумеется, я не поняла ни названия издания, ни одного слова в нём, но кое-что всё же заставило меня остановиться. При одной из статей было несколько фотографий, в первой из которых я узнала человека, чьё лицо было на карточках, висевших в «моей квартире».
—Товарищ Изотопов, не переведёте ли вы мне, что пишут в этой газете?— попросила я своего спутника. Признаваться в том, что вроде как имею отношение к одному из изображённых, сочла излишним.— Хоть бы просто заголовки. Хочу знать, что в мире творится.
Мы приблизились к стенду. Профессор прочёл:
—«План по роботостроению будет выполнен досрочно». «На борьбу за урожай». «США распространяют ложные сведения о якобы желании советского руководства нанести удар по Южному Вьетнаму». «Страдания народа Северной Кореи». «Расстрел безоружной демонстрации в ФРГ». «Рабочим в странах НАТО недоступен даже кофе». «Поповские прихвостни не унимаются: нелепые слухи о воображаемых летающих объектах над Кремлём». «Новый Мавзолей будет лучше прежнего». «Американским солдатам вживляют устройство контроля над памятью». «Доллар скоро рухнет». «Расстрелять как бешеных собак!».
