—А вы слишком мало!— Взвизгнула бабулька.— А вам бы, между тем, не помешало знать, что он такое! И к каким коммунистическим последствиям приводят все эти ваши так называемые увлечения!
—Слушайте, можете обыскать мою кабинку, если хотите. Если найдёте там Сталина или какого другого мужчину, то, так и быть, можете забрать его себе,— сказала я.
Несколько леди, стоявших у зеркала, захихикали.
—Я не буду ничего обыскивать! Вы, что, хотите выставить меня на посмешище?!
—Вы сами себя выставляете, мэм. Если вам понятно, что в кабинке искать некого, то как я там могла с кем-то беседовать? Телефон принесла и в кабинке на стенку повесила? Всё, с меня хватит.
С этими словами я гордо вышла из дамской комнаты, слыша за спиной всё более громкие смешки и думая о том, что с коробочкой надо быть ещё осторожнее.
68.Я звоню в третий раз
Чтобы наградить себя за находчивость и подготовиться к самому трудному разговору, я взяла немного шоколада в шоколадном автомате, мармелада — в мармеладном и пончиков в пончичном. Потом запила всё это горячим кофе из кофейного автомата, а сверху добавила кое-чего ещё из автомата по продаже виски. Говорят, это волнение снимает?.. Нет, не очень-то.
Ну ладно.
Сегодня воскресенье, папа должен был быть дома. Забавно, что я, можно сказать, прожила этот день дважды. Те восемь часов, что летел самолёт, скомпенсировались разницей во времени, и если Изотопов в своей Москве уже видел десятый сон, у меня проведённый с ним день ещё продолжался…
Я опустила десятицентовик, набрала номер.
Гудок. Второй. Третий. Четвёртый…
Наверно, куда-то поехали. Может, смокинг Джону выбирают?
Пятый. Шестой…
Я уже протянула руку, чтобы забрать свою монетку обратно, как в трубке раздалось мрачное «Да!» и на экране возник папа.
—Ава! Господи ты боже!
—Привет, папа.
—Где ты была?! Мы тут с ног сбились! Зачем ты убежала из больницы?
—А зачем вы меня туда сдали? Или хотя бы зачем не забрали, как обещали, через две недели?
—Как же мы могли забрать тебя, если через две недели ты уже сбежала?
Ах вот, значит, как! Им сказали, что я убежала, заранее! К тому времени, когда это действительно произошло, меня в психушке вроде как уже и не было. Понятненько…
—Папа, там над нами издевались. Не представляешь, что там творилось под видом лечения! Током били, заставляли слушать ересь всякую, лекарствами травили, от которых мерещится чёрт знает что…
—Ава, ты преувеличиваешь! Нормальное лечение, обычное… Это всё для вашего же блага. Чтобы сделать вас нормальными членами общества.
Я конечно же хотела возмутиться и спросить, действительно ли он считает, что «нормальным членом общества» я до сих пор не была. Удержалась. Я и без того знала, что отец считает меня полоумной, а вступать сейчас с ним в перепалку ни к чему. Спросила вместо этого:
—Скажи, а та больница, она всё ещё работает?
—Закрылась,— сказал папа.— Несколько родителей сбежавших пациенток, включая нас, подали иски на эту больницу за то, что они там за вами не уследили. Суд мы выиграли. Больнице пришлось выплатить нам компенсации, из-за чего она разорилась и закрылась. Девчонок распустили по домам. Если честно, даже жаль немного мне, что мы их обанкротили. Заведение было полезное. Только вас охранять не умели по-человечески.
—Ясно. Значит, здание пустует?— спросила я, живо представив мрачные коридоры заброшенной психбольницы с валяющими на полу облупленными робомедсёстрами и разбитыми шприцами под каталками…
—Нет. Сейчас там новая больница для нервных леди. Твоя мама там лежит. И вообще-то…— Папа разошёлся.— Если б ты была нормальной дочерью, если б ты не шаталась по всяким притонам, то знала бы, что твоя мать на больничной койке уже…
—Две недели,— закончила я.
—А откуда ты знаешь?
—Откуда-то. Что с ней? Диагноз какой?
—«Дамский дефицит успокоительных гормонов»,— сказал папа.
Что-то я не слыхала о такой болезни…
—Вот ты не слыхала,— опять взвился папа.— А матери твоей, знаешь, каково? Пока ты там шаталась по притонам и с концерта на концерт за пошляком этим моталась, она в обмороки падала!
—А какие, кроме обмороков, симптомы?— спросила я, из последних сил сохраняя хладнокровие.
—Какие! Да много какие! Ишь ты, спохватилась, путешественница! Много какие симптомы. Дыхание частое, жажда, тахикардия… Впрочем, ты не знаешь, что это такое.
—Я знаю, что такое «тахикардия», я не в лесу росла. Руки холодные?
—Да.
—А тошнило?
—Ещё как тошнило!
—И бледная?
—Ты же знаешь свою мать, Ава! Когда она вообще была не бледной?
—Это точно… Слушай, папа. Из больницы ты должен забрать её.
—Это ещё почему?
—Ну… Это страшное место. Я бы никому не пожелала там лежать. Даже если это уже другое учреждение, просто в том же самом здании — всё равно. Пап, там обстановка нездоровая! На отшибе, вокруг никого и гулять не пускают. И забор под напряжением…
—Не выдумывай. Это очень комфортабельная больница. Там у каждого больного персональный телевизор! Днём и ночью можно новости смотреть. Да при том ещё газеты им приносят.
—Пап, зачем ей телевизор с новостями?! Сам подумай! Да у меня волосы каждый раз дыбом встают даже просто от чтения газеты! Она же и так у нас нервная!
—Ну не может же человек жить без новостей.
—Вполне может. Для здоровья.
—Нет, не может! Так он может попасть в сети коммунистов! Кстати, если бы ты, вместо того, чтобы шататься по притонам и слушать там всякую дрянь, побольше бы смотрела телевизор и анализировала, то многое уже бы поняла!
—Хватит повторять, что я шаталась по притонам!— Я не выдержала.
—А где ты шаталась?
—Расскажу потом, когда вернусь.
—О, да, конечно! Смотри только, чтобы к тому времени, как ты изволишь возвратиться в отчий дом, тебя не завербовали для какой-нибудь диверсии!
Я насторожилась. Он, что, знает?..
—Почему это меня должны завербовать для диверсии?— осторожно просила я.
—Если б ты вникала в то, что в мире делается, то знала б,— сказал папа.— Пару недель назад в гостинице в Москве коммунисты укокошили двоих американцев. Вернее, одного из них укокошили совсем — его скинули с крыши. А в другого стреляли, он выжил. И что бы ты думала? Оба этих типа одевались точь-в-точь так как твой кумир. Они даже причёски носили такие же! Понимаешь ты, что это значит?
—Ну и что же?
