— Да кто ж еще, я, конечно. Просто пришлось быстро взрослеть.
— А я всегда в вас верил, Сергей Николаич, — заверил меня деда, — У Кротовских кровь! Не водица!
Филиппыч со ста пятидесяти грамм водки ни в одном глазу, поэтому заказал ему еще один лафитничек. Музыканты заиграли канкан. На небольшую сцену вышли танцовщицы. Анюта хоть и смущалась и розовела щечками, но смотрела с интересом, как девчонки лихо крутят юбками и задирают ножки в чулочках.
Одним словом, посидели в узком кругу. Очень неплохо посидели. В доходный дом приехали далеко за полночь. Я, наконец, смог оценить наши новые апартаменты. Если судить по стандартам советского сервиса, примерно соответствуют номеру люкс в трехзвездочной гостинице.
Две комнаты, из которых одна проходная. Ее и заняли Анюта с дедой. Мне досталась вторая комната с двуспальной кроватью. На мой взгляд это нерационально, что я один занимаю большую комнату, а они вдвоем маленькую. Но озвучивать не стал. Здесь другая эпоха. Иные представления. Здесь так положено.
Завалившись на широченную кровать, уснул не сразу. Перед внутренним взором мелькали красные юбки танцовщиц, розовые Анютины щечки, точеная фигурка Белкиной, упругие ягодицы Гадюкиной… «все-все, — сам себе делаю внушение, — спать, Сергей Николаич»… и я уснул.
Разбудила меня Анюта, разумеется, бесцеремонно. Вошла в комнату, раздвинула шторы и распахнула окно. Шаловливый ветер позднего лета тут же ворвался внутрь. Хлестнул по легкому ситцу ее платья и прижал ткань к телу. Обеспечил, гад, плотность облегания тонкой материи на груди и бедрах. Нельзя ж так сразу с утра. Вот зачем мне с утра видеть точные очертания того, что платье должно хоть как-то скрывать?
А тут еще Анюте вздумалось пошалить. Нацепила игриво набекрень мою гимназистскую фуражку и в легкую изобразила несколько движений из вчерашнего канкана: «пам па-па-па па-пам-пам…» — ладно хоть ноги к потолку задирать не стала…
— Сережка, быстро умываться, — Анюта поймала мой взгляд и вдруг застеснялась, сняла фуражку и вернула на стул.
— Встаю-встаю… чего уж…
— И не кряхти как старый дед, — добавила сердито.
И вправду, чего это я. Кряхчу, как дед, на девок смотрю, как дед… отчего девки смущаются и сердятся… вот что значит, инертность мышления. Анюта вышла из моей комнаты, продолжила говорить из-за стенки.
— Завтракать у нас нечем. Придется выходить из дому.
— Уже одеваюсь… а где будем завтракать?
— На углу есть блинная. Там подают чай с блинами.
— Сойдет.
В блинной помимо чая с блинами подавали еще вареную яичницу. Вот не знал, что яичницу можно варить. Оказывается, в подсоленную кипящую воду разбивают яйцо, и оно там варится без скорлупы. Довольно вкусно, а главное быстро и ничего не подгорает. Еще бы майонезику к ней… увы, майонеза здесь не подают.
Эх, хоть бы один гадский автор, пишущий про попаданцев в прошлое, удосужился записать рецепт майонеза на страницах своего нетленного романа, у меня был бы уже готовый план быстрого обогащения. Жаль, что я не знаю рецепт майонеза.
Анюта с завтраком управилась раньше всех. В ней бурлит «служебное рвение», ей не терпится приступить к исполнению обязанностей. Ну что ж, энтузиазм на местах заслуживает только поощрения. Филиппыч тоже рассиживаться не стал. Первый день он собрался сопровождать Анюту повсеместно. Ну, я и это одобряю, моральная поддержка в первый день работы девчонке не помешает.
— Сережка, — Анюта уже поднялась из-за столика, — Ты в магуч не опоздаешь?
— Не опоздаю. Лекционные занятия еще даже в расписание не поставлены.
Анюта с дедой отчалили «в поля» обходить поставщиков, а я подзываю разносчика.
— Любезный, у вас кофе подают?
— Обижаете, ваш-шсво. У нас тут как никак центр Петербурга.
— Ну несите тогда.
— Сахар, сливки?
Едва удержался, чтоб не ляпнуть, что если кофе растворимый, то тогда лучше с сухими сливками…
— Пожалуй с сахаром, сливки не надо.
От зараза, технология изготовления растворимого кофе мне тоже не известна… и сухих сливок тоже… эх, знал бы, что мне уготована судьба попаданца, пошел бы учиться на пищевого технолога. Вот где золотое дно.
Ну да ладно. Будем работать с тем, что есть. Открываю папку со сводными отчетами, что сунул мне напоследок вчера бухгалтер. Уж хотя бы с отчетами я работать умею.
М-да. Динамика безрадостная. Все последние десять лет выручка, объем производства и количество наемных работников снижались год к году. Молодец, Гадюкина, уверенно вела фабрику к полному разорению.
И кстати, этот отчет нисколько не приблизил меня к понимаю того, что моя фабрика производит. По обрывочным данным удалось выяснить только, что сырьем служат макры, они же магические кристаллы, а в качестве готовой продукции выступают таинственные накопители. Что именно они способны накапливать, не имею ни единой подсказки.
Правда, из отчета следует, что единственным покупателем накопителей на протяжение всех этих лет является Министерство Внутренних Дел. Только сей факт ни черта не проясняет, а скорее даже наоборот. Теперь эти накопители кажутся еще более таинственными.
Впрочем, как говорил Штирлиц, все это лирика и игры в романтику. В целом и так понятно, что место расположения фабрики себя оправдывало лишь до тех пор, пока род Кротовских имел освобождение от платы за аренду земли. Даже если мне удастся резко нарастить производство, в чем я сильно сомневаюсь, конская аренда все равно будет висеть, как гиря на шее. С этим надо что-то решать в первую очередь.
От раздумий меня отвлек мальчишка-газетчик, забежавший в блинную.
— Газеты. Кому свежие газеты?
— Что у тебя за газеты? — спрашиваю.
— Обе, — удивляется мальчишка.
Ах, ну да. У него «обе».
— Давай обе… сколько с меня? … на вот, держи.
Такие газеты я уже видел в проданном особняке: «Императорский вестник» и «Светские хроники». Только те были старые и желтые, а эти свежие. Но я не собираюсь их читать. Новости великосветской жизни меня не интересуют. Меня интересует маркетинговая составляющая Петербургских изданий.
Так вот, маркетинговая составляющая отсутствует: рекламы нет, пиара нет. В «хрониках» на последней странице есть небольшой раздел с объявлениями, но… это просто бытовые объявления: «пропала лошадь редкой породы…» — капец, в моем мире максимум собаки пропадали, а тут лошадь… «в дамском салоне оставлен пеньюар, нашедшего просим вернуть за вознаграждение…» — что, блин, такое пень-юар? дурак из южной Африки? Чесслово, я бы не стал награждать за его возврат. С другой стороны, не такой уж он и дурак, если предпочел остаться в дамском салоне…
Отбрасываю газеты на стол. Боюсь, объявление о сдаче помещений в субаренду в газете у меня не примут. Не тот формат. И остается только один вариант. Достаю из кармана визитку. Навещу-ка я купчину. Тем более, что и повод есть.
