Ждать пришлось недолго. Низкая дверь открылась, и в комнату вошло существо, отдаленно похожее на мориона. На нем тоже был плащ, но капюшон оно отбросило специально, чтобы Айрис могла его разглядеть. Лучше бы оно этого не делало. Разговаривать с безликой фигурой в плаще было бы легче. А в том, что существо пришло разговаривать, сомнений не было. Отодвинув стул, оно село напротив, как показалось Айрис — тяжело и устало.
Она молча опустилась обратно на кушетку, жалея, что подушка осталась на столе. Хотелось схватить ее и выставить вперед, как подобие щита. Существо уперлось локтями о стол и уронило в ладони голову — тяжелую, покрытую черной, блестящей чешуей. Нет, определенно, перед ней сидел не морион, разве что его далекий родственник. Лучше бы у существа изо рта торчали клыки или острые акульи зубы, потому что смотреть на узкую щель там, где у людей находились губы, было страшно. Вместо ушей — отверстия, кожа головы покрыта отростками, напоминающими щупальца, глаза… Они глядели вертикально. Будто пьяный художник забыл, как у человека располагались глаза и перевернул их, добавив посередине еще один разрез — примерно на переносице.
Смотреть сразу в три глаза, которые внимательно разглядывали ее в ответ, было невыносимо, и Айрис опустила взгляд на свои судорожно сцепленные пальцы. Старалась дышать и не проклинать Эмергода, потому что в голове прочно засел этот проклятый пират. Пусть палуба корабля загорится у него прямо под ногами!
— Боишься? — голос был странный и раздавался будто у нее в голове. Она все же взглянула — щель на лице существа была плотно сомкнута, он же продолжал говорить:
— Мы общаемся телепатически, но тебе лучше произносить слова вслух, чтобы не забыть свою речь. Позже я научу тебя общаться мысленно. Я — Дномлон, твой будущий муж.
Сердце ухнуло, куда-то провалилось, потом забилось так часто, что она никак не могла собраться, постоянно отвлекаясь на этот дурацкий ритм — бух, бух, бух!
— Я Айрис Этвелл, — сказала она. — И я здесь не по своей воле.
— Знаю, — вздохнул саадулец. — Мне жаль, хотя что тебе мое сочувствие? У нас нет выхода, Эмергод, наверное, тебе рассказывал. Мы вымираем, но хотим жить. И боль этой нашей жизни в том, что она зависит от других. Не все человеческие женщины подходят нам, только те, кто были рождены нимфами. Искать становится труднее. Наш закон запрещает напрямую красть людей, поэтому мы вынуждены идти на разные ухищрения. В том числе заключать сделки с такими, как Эмергод.
Разговаривать с самой собой было странно, но этот Дномлон, по крайней мере, вел себя по-человечески, поэтому Айрис открыла рот и сказала:
— Но вы все равно нас украли. И не надо рассказывать про нимф. Я уже знаю, что все это неправда.
— Нет-нет, — запротестовал голос в ее голове. — Мы врем самим себе, что не крадем вас и не нарушаем закон, но насчет нимф — здесь нет ни слова лжи.
— Эмергод, мерзавец, тоже рассказывал нам про нимф, — фыркнула Айрис. — Устраивал цирк, заставлял нас петь дракону. Мол, одна из нас — возлюбленная нимфа Эймараоха, и если дракон, в котором заключен дух этого бога, услышит голос той самой, то обязательно проснется. И в мир вернется равновесие. Как я могла в это верить? Равновесия в мире не было никогда, как нет в нем места свету и добру. Только мрак, чернота, печаль и несправедливость.
Она и не поняла, как из нее выплеснулось все это, видимо, наболело и давно просилось наружу. Когда-то Айрис очень хотела быть возлюбленной нимфой Эймараоха. Когда-то в другом месте, в другое время. А может, в другой жизни.
— Это мы поведали Ксандеру историю о возлюбленной нимфе Бога хаоса, — ответил Дномлон. — Такие, как он, слушают, но не слышат. На самом деле, это не миф. Мы, как никакая другая раса, пострадали от усыпления Эймараоха, утратив возможность жить как на суше, так и в воде. Брачное колдовство позволяет существовать на этом острове, но мы, амфибии, равно страдаем как без одной стихии, так и без другой. Впрочем, мне ли рассказывать тебе о страдании? Я сочувствую, что тебе предстоит пережить. Моя предыдущая жена привыкала очень долго, часто плакала. Я ненавидел и себя, и ее за эти слезы.
Айрис проглотила ком в горле, но была благодарна за откровенность. По крайней мере, он ей не лгал. Так как островитянин молчал, разглядывая то свои пальцы, затянутые в перчатки, то ее лицо, Айрис продолжила. Ей казалось, что Дномлон хочет, чтобы она задала как можно больше вопросов. Может, у них традиция такая на Саадуле? Сначала вопросы, потом постель? О постели думать не хотелось, вопросов было столько, что пухла голова, поэтому она продолжила:
— Если все это правда, то вы, наверное, пытались разбудить Бога хаоса?
Дномлон кивнул:
— И не один раз. Но Ваал очень тщательно спрятал его дух, он никогда не задерживается в одном существе надолго. Какое-то время Эймараох, действительно, спал в драконе. Эту часть легенды и использовал Ксандер Эмергод для своей игры. Тот дракон долгое время жил у нас, но пробудить Бога хаоса не удалось. Мы искали нимфу, но, похоже, ее перерождения на спящего Эймараоха не действовали. Каждая из вас — дочь нимфы, но к той самой нимфе отношения не имеет. Потом дракон умер, дух Эймараоха поселился в белке, прожил десять лет, после чего след его пропал. Многие мои братья до сих пор ищут Бога хаоса, но понять, в каком существе спит его дух сейчас, так и не удалось.
— А как же Мараох? Ведь это ваш дракон?
— Мы теперь всех драконов зовем Мараохами, — ротовая щель островитянина растянулась, став еще отвратительнее, но Айрис догадалась, что это улыбка. — Он старый, капризный, и в нем нет ничего божественного. Мне жаль, что он убьет твоих знакомых девушек. Но если держать его на Саадуле, он взбунтуется и полетит жрать всех подряд в первый же крупно населённый город. Вероятно, это будет Джампагуа. И жертв будет куда больше.
Кажется, Айрис начинала что-то понять в этих саадульцах. Они будут говорить о жестоких вещах, быть их причиной или следствием, но при этом всегда выражать сочувствие. Как если бы палач отрубил вам голову, а потом извинился.
— Не грусти, — уловил ее настроения Дномлон. — Я не каждую ночь буду тебя навещать. Ты сможешь заняться всем, что душа пожелает — возможности острова не ограничены. Ксандер рассказывал тебе о наших морских садах. Это лишь малая часть красот Саадула. Не все здесь камень и пустыня, как не все в твоей жизни теперь будет мрак и боль. Свет в ней тоже появится. Ты мне нравишься, и я хочу, чтобы ты хоть иногда улыбалась.
И тут Айрис не выдержала. Разрыдалась по-настоящему, со всхлипами, вздохами и такими обильными слезами, что они сразу намочили подушку, которую она по-прежнему прижимала к груди.
— Лучше я бы умерла от яда Донны! И Лэндон никогда бы меня не лечил.
Она и не поняла, как Дномлон оказался рядом и, отобрав у нее подушку, сел перед ней на колени, взяв ее ладони в свои. Его затянутые в перчатки руки были теплыми и приятными на ощупь. Она ожидала, что под тканью будет чувствоваться чешуя, но, похоже, она «украшала» саадульцев только на голове.
