Вошедший в комнату Бреннон при этих словах выронил свертки, которые нес. Один из них был очень объемный.
- Экий вы неуклюжий молодой человек, - заворчала бабушка. - Попросите горничную принести подставку для платья.
Вспыхнувший до ушей Расмус – он очень не любил ошибаться, - поднял свертки, сложил на диване и вышел.
Кинув взгляд на диван, я невольно вспомнила визит мамы и, видимо, изменилась в лице, потому что бабушка тут же спросила:
- Что именно сказала тебе Виола?
«Я хотела устроить твой брак с Виллемом, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Но теперь ты богатая наследница рода Кевинс и на семью тебе плевать. Когда бабушки не станет, ты, наверное, выгонишь нас из дома на улицу, а сама продолжишь блудить направо
и налево!»
Странно, мне казалось, я плохо запомнила этот визит, но бабушка спросила,и в моей голове вновь звучат истеричные возгласы.
- Бабушка, мне бы не хотелось…
- Я желаю знать, что сказала моя дочь моей внучке, - мягко прервала она. - Согласись, я имею на это право.
- Что когда тебя не станет, я выгоню их из дома и буду блудить направо и налево, - призналась я, ощущая такой стыд, как будто все перечисленное уже произошло.
Бабушка задумчиво посмотрела в окно.
В дверь постучали. Это Вель принесла подставку для платья. Поставила в центр комнаты и вопросительно посмотрела сначала на меня, затем на свертки.
- Распаковывать платье? – спросила я у бабушки.
- Да, - кивнула она, отводя взгляд от окна. - Давай посмотрим, нужно ли его подогнать по фигуре. Я заказывала по памяти. Надеюсь,твои размеры не изменились с того момента, как ты приезжала в Воральберг.
Шурша, соскользнул на пол чехол, скрывающий одеяние. Вельмина тихонько выдохнула, но не двинулась с места. Кажется, она боялась притронуться к платью.
Струящаяся ткань переливалась, как шкура дракона. Темно-фиолетовый, почти черный оттенок, усыпанный миллионом искр, cловно небосвод над Неверийским кряжем – сияющими звездами.
Бабушка поднялась и, подойдя к дивану, принялась перекладывать свертки.
- Что же вы стоите? – обратилась она к Вельмине. - Помогите Эвелинн переодеться.
Я тоже поднялась и принялась расстегивать рубашку, очень надеясь, что деду Бенедикту не придет в голову заглянуть в гостиную прямо сейчас.
Словно ответом на мой безмолвный вопрос одна за другой заголосили трубы. Старик Марио отправился на утренний обход системы водоснабжения. Отлично! Дедушке будет чем заняться, главное, чтобы они дом не разнесли.
Ткань коснулась кожи,и я удивилась ее нежности. Ощущение было ласкающим, мягким… Как материнские объятия, которых я никогда не знала.
Вельмина ахнула. Я с удивлением взглянула на нее.
- Отлично, - довольная произведенным эффектом сообщила бабушка, - просто отлично, Эвелинн! Все взгляды точно будут направлены на тебя!
Я промолчала, не желая обидеть ее резким словом: идея с балом нравилась мне все меньше, хотя платье было самым красивым из всех, какие я когда-либо надевала на выход.
- Посмотри на cебя, - бабушка подтолкнула меня к зеркалу, – посмотри же. А я пока…
Я не расслышала, что она собиралась сделать, потому что отошла от дивана к зеркалу, висящему на противоположной стене, и посмотрела на отражение.
Молодая женщина по ту сторону амальгамы была невысока ростом, но с такой идеальной – и открытой! – спиной, что я, полуобернувшись, принялась разглядывать эту спину, как будто она не была моей. Длинные, с разрезами, рукава перехватывали серебряные нити с нанизанным на них мелким жемчугом. Такая же, серебряная с жемчугом, сеточка лукаво прикрывала область декольте и высоким жестким воротником обхватывала шею. Платье сверху облегало фигуру, но расширялось от талии, отчего при каждом движении юбка колыхалась, будто живая, привлекая внимание к контуру ног.
- Это очень красиво, бабушка, очень, – тяжело вздохнув, сказала я. - И стоит, наверное, целое состояние. Но я не могу это надеть.
Вель взглянула на меня с таким ужасом, будто я держала топор, а мое лицо было перемазано кровью многочисленных жертв.
- Что именно тебя не устраивает, Эвелинн? – невинно спросила бабушка. В глубине ее глаз вовсю веселились такие знакомые бесенята из рода Кевинс, делавшие ее неуловимо похожей на Бенедикта.
Я кинула выразительный взгляд через плечо.
- Спина слишком открыта? - спросила бабушка, и когда я кивнула,торжествующе провозгласила: - Я так и думала!
И достала из свертка, который держала в руках, накидку того же цвета, что и платье.
- Примерь, – приказала она. - Я предполагала, что вырез тебе не понравится, поэтому заказала накидку.
- Не проще ли было не делать спину
такой открытой? – хмыкнула я, примеряя накидку и уже не имея сил сердиться.
- Коңечно, нет, - возмутилась оңа, – ведь
шанс на то, что ты окажешься на балу без накидки, ещё есть.
- О боже, боже… - пробормотала я и снова посмотрела в зеркало.
Так было лучше, гораздо лучше.
- И вот это, – бабушка передала Вельмине тяжелую шкатулку, в которой я разглядела свой любимый аметистовый гарнитур. - Ожерелье здесь будет лишним, а вот серьги и браслет – в самый раз. Эти драгоценности покидали Воральберг единожды – когда ты родилась. Но с сегодняшнего дня они будут храниться у тебя и вернутся в поместье вместе с тобой. Тогда, когдa ты решишь, что пора на покой.
- Ты слишком добра ко мне, - покачала я головой. - Я этого не
заслужила…
- Чушь, - фыркнула бабушка. - И давай не будем об этом. Примерь туфли – их я тоже купила.
- Ты все подготовила, – вздохнула я.
- Все, дорогая, – ласково усмехнулась она. – Вот туфли.
- Ты знала, что папа купил дом на Севере и собирался отвезти туда
нас с мамой? – неожиданно для себя самой спросила я.
Бабушка внимательно следила за тем, как Вельмина достает из обитой бархатом коробки туфли на высоком каблуке, с тонким ремешком вокруг щиколотки, усыпанным жемчугом, как ставит их на пол передо мной.
- Бабушка? - переспросила я.
- Знала, - неохотно ответила она. – Виола упоминала об этом. Но ее всегда влекла светская жизнь. Она даже во сне не желала видеть себя в какой-то там северной глуши.
- А где он находится, этот дом?
- Οна что-то говорила мне, но я забыла, - легкомысленно отмахнулась бабушка. – Тем более, что я ңе одобряла эту идею – вы уехали бы слишком далеко от меня. Эгоистично, да, но это было так давно! А почему ты спрашиваешь?
«Οна что-то говорила…». Значило ли это, что мама не сказала мне всей правды? А точнее, просто солгала?
