–Принц гуляет,– усмехнулся Онтарио,– разминает ноги перед дорогой назад.
–И вы отпустили его одного?– ужаснулась я.– Здесь, в этой глуши?
–Я отпустил его со смиссой,– пожал плечами он.– Если ваша Кошка с вами, значит, Его Высочество где-то неподалеку.
–Альви!– услышала я радостный возглас. К нам шел Стич, его волосы и рубашка были мокрыми, видимо, он решил освежиться в реке. Подойдя, принц взял меня за руки:– Альви, я так рад, что мы спасены! Я восхищен вашим мужеством, тем, как вы сбежали, не боясь последствий, чтобы привести помощь!
–Я?!– изумилась я, вытаскивая пальцы из его холодных мокрых ладоней.– Да что вы?
–Его Высочество очень переживал из-за вашей пропажи, и я был вынужден сказать ему правду,– пояснил Онтарио, спокойно ответив на мой разъяренный взгляд.– Думаю, король и королева Неверии обрадуются, когда узнают, какой подвиг вы совершили ради их сына.
–Ах…– от такой наглости все слова из моей головы куда-то исчезли и не вернулись бы еще долго, если бы Гари не пробормотал:
–Мы просим сострадания, Ваше Высочество! Разве мы плохо с вами обращались? На вас нет ни единой царапины, вы сыты и полны сил. Будьте милосердны к нам, спасите от смертной казни!
В синих глазах Онтарио зажглось яростное пламя, а его ладонь так сжалась на рукояти кинжала, торчащего из-за пояса, что я невольно встала между ним и висельниками, к которым виселица придвинулась вплотную.
–Вашу судьбу будет решать мой отец,– проговорила я,– но могу обещать, что все совершенное вами будет передано ему без искажений. Возможно, вы войдете в историю, как и желали.
–Принцесса слишком милосердна по отношению к вам!– рявкнул Онтарио, и ярость вновь взвилась в его глазах.– Я бросил бы вас здесь, на растерзание диким зверям, но вы должны предстать перед судом, чтобы неверийская сторона была полностью удовлетворена.
Гари отвернулся.
–Мы отправляемся обратно сейчас же,– тоном, не терпящим возражений, заявил младший Ананакс.
Егерь, не говоря ни слова, ушел, но вскоре вернулся, ведя в поводу пятерых коней, одним из которых был Зверь, а двое ранее принадлежали разбойникам.
–Лошадки!– по-детски обрадовался Стич.– Мне не терпится оказаться в Самыйсоксе.
Я покосилась на него и едва не поинтересовалась, что же такого интересного там ждет? Но промолчала, поскольку знала ответ.
–А где ваш камзол, Ваше Высочество?– вдруг поинтересовался Онтарио, а меня как громом поразило: ведь в кармане камзола я спрятала волшебный камень!
–Он остался в камере, да?– вмешалась я, и когда Стич кивнул, бросилась в башню, крича на ходу:– Я сейчас принесу!
Смисса заинтересованно проводила меня взглядом.
–Не вздумайте бежать,– донеслось сзади,– я все равно найду вас.
–Вот ведь репей…– пробормотала я, влетая в дверной проем.
Камзол нашелся в углу нашей тюремной камеры. Он лежал свернутый, видимо, Стич подкладывал его под голову, когда спал.
Переложив артефакт из кармана обратно в голенище сапога, я обыскала вещи разбойников и вернула драгоценности, которые у меня отобрали, в том числе золотой ключик от шкатулки. И только после этого кинула прощальный взгляд на помещение, в котором мы с принцем провели несколько самых захватывающих дней в жизни. Нас так и не связало чувство, но вины неверийца в этом не было.
–Вы не хотите уезжать?– послышался голос Онтарио. Он стоял в коридоре, наблюдая за мной.– Но здесь вы были пленницей!
Я бросила тоскливый взгляд на окно камеры, послужившее мне пропуском в мир, полный чудес, и нехотя призналась:
–Здесь я была куда более свободна, чем в Самыйсоксе, и уже тем более в Тессе… Вам никогда этого не понять!
–Похоже, вы влюбились в Норрофинд так же, как и я,– улыбнулся Онтарио, и мне захотелось улыбнуться в ответ.
–Вы знаете о Норрофинде?– изумилась я.
–Конечно, ведь я усердно учился в Неверии и много читал,– пожал плечами он.– С тех пор, как норры покинули свою страну, никому нет дела до несметных богатств, сокрытых в ее недрах.
–Вы думаете только о богатствах!– неожиданно разозлилась я.– А надо думать о красоте и величии этих земель!
–Их красотой я восхищен, покорен и пронзен в самое сердце,– без тени усмешки ответил Онтарио.– Если бы мне не нужно было возвращать домой одну взбалмошную принцессу, я бы непременно задержался.
–Можете не возвращать ее домой,– промурлыкала я, проглотив упоминание о взбалмошности.– Пусть она идет на все четыре стороны, зачем вам такая головная боль?
Младший Ананакс засмеялся и погрозил мне пальцем.
–Нет-нет, Ваше Высочество, мы это уже обсуждали. А теперь нам пора… Мне снова взять вас на руки?
–Я сама!– возмутилась я, и пошла мимо него с высоко поднятой головой.
* * *
Пока наш маленький кортеж двигался прочь от развалин замка, я оглядывалась так часто, что Онтарио не выдержал и предложил мне сесть в седле задом наперед. Я не удостоила его ответом, хотя идея мне понравилась. Не знаю, увижу ли я еще каменного исполина в глуши лесов, но то, что здесь произошло – запомню навсегда. Отныне и навеки это место связано для меня с существом с оранжевыми глазами, могучими крыльями и мелодичным именем Валентайн!
Обернувшись в последний раз, я едва не вскрикнула от удивления. Возможно, виной тому был горячий воздух, поднимавшийся от нагревшихся под полуденным солнцем камней, но мне показалось, что я увидела высокую и худую фигуру, стоящую на самом высоком сохранившемся зубце стены. Фигуру в цветастом халате и с посохом волшебника!
Когда я, зажмурившись, потрясла головой, и открыла глаза – видение исчезло, как и полагается мороку.
Надо признать, обратно мы ехали с куда меньшей скоростью, чем сюда. И хотя Его Высочество постоянно спрашивал младшего Ананакса, когда же мы приедем, тот отделывался ничего не значащими словами, а сам продолжал наслаждаться поездкой, как ни в чем не бывало. Незаметно наблюдая за ним, я видела, что он именно наслаждается. Иногда он прикрывал веки, и тогда его ноздри раздувались, как у дикого зверя, чувствующего неведомые человеку запахи, а на пухлых губах играла улыбка, которую мне хотелось… смять поцелуями. Моя сущность разделилась на половинки. Одна хотела огреть Онтарио чем-нибудь тяжелым по голове и сбежать. А другая – рассказать о том, что случилось в Норрофинде. Мне казалось, он, как никто, поймет меня.
Подобное раздвоение личности давалось тяжело, поэтому большую часть пути я молчала или отвечала односложно, смотрела по сторонам, играла с Кошкой, бросая ей птичек, которых она приносила мне уже дохлыми.
Как оказалось, припасы у Онтарио и егеря подходили к концу. Поэтому они по очереди уходили охотиться и всегда возвращались с добычей. Такой вкусной, приготовленной Симмонсом, дичи, я не ела даже во дворце, и через пару дней пути уже начала сомневаться, что у меня теперь получилось бы вылезти в окно нашей со Стичем камеры.
