– Я хочу сказать, что у тебя ни на что не хватает терпения. Если что-то требует труда, ты сразу же теряешь к этому интерес. Если ты хочешь ответственности, заведи собаку. Если тебе скучно, займись живописью. Незачем тебе маршировать в ярко-красном мундире по Европе, чтобы какой-нибудь французик тебя продырявил.
– Большое спасибо, что ты веришь в мою глупость и абсолютную неспособность что-либо делать.
– Это ни в коем случае не глупость, но ты знаешь сам себя. И отсутствие терпения в армии может сыграть с тобой злую шутку. Я не позволю тебе идти в армию, Закери, и ты знаешь, что я могу этому воспрепятствовать.
Закери так крепко стиснул зубы, что у него задрожали мышцы лица.
– Я третий сын в благородной семье, Себ. Мои возможности…
– Более чем достаточны, если ты сделаешь выбор и не бросишь, не доведя ничего до конца.
– Я уже сделал выбор. Спасибо за совет. – Закери повернулся и направился к двери.
– Закери, ты…
– Что – я, Себастьян? Я в безвыходном положении. И поскольку у тебя есть возможность не дать мне пойти в армию, как члену семьи Гриффинов, я могу притвориться, что я кто-то другой. – Он остановился, испугавшись, не загубил ли он свои планы. Ему надо было промолчать и просто уйти. – Я знаю, чего ты боишься. И мне жаль, что Шарлотта умерла. Я знаю, как ты ее любил. Ноты…
Мельбурн поднялся так резко, что кресло перевернулось.
– Довольно! – взревел он. – Моя жена здесь совершенно ни при чем.
– Она была для тебя всем…
– Ты поедешь с тетей Тремейн в Бат, – отрезал Мельбурн, сверкнув глазами. – Если ты за это время докажешь мне, что научился терпению, можешь владеть собой и достиг необходимого уровня ответственности, и если ты все еще не раздумаешь идти в армию, мы продолжим наш разговор.
Он рассердился и опять сказал не то, что нужно, а после заявления Мельбурна он уже не мог взять назад свои слова.
– Извини меня, Себастьян.
– Не извиняйся. – Старший брат ходил взад-вперед по кабинету, видимо, пытаясь успокоиться, что само по себе было необычно: Мельбурн редко позволял кому-либо видеть, что он расстроен.
– Я просто хотел сказать, ты не можешь держать всех нас под стеклянным колпаком и думать, что мы не попытаемся вырваться наружу, – сказал Закери более ровным голосом.
– Советую тебе пойти и начать собирать чемодан. Ты уезжаешь через час.
– Хорошо. Но однажды, Себастьян, ты переборщишь с приказами и увидишь, что вся твоя армия разбежалась.
Проклятие! Они оба знали, что это была пустая угроза, но по крайней мере брат не стал смеяться. У Закери был свой достаточно большой доход, но его контролировал Мельбурн. Если он будет слишком настаивать, брат просто туже затянет кошелек. И тогда следующий выбор карьеры будет окончательным.
Глава 2
Кэролайн Уитфелд так сильно нажала на карандаш, что сломала грифель.
– Грейс, перестань ерзать. Сестра почесала ухо.
– Я не виновата. У меня чешется голова от этой шляпы.
– Это не шляпа, а тюрбан. Пожалуйста, сиди спокойно. Мне надо еще две минуты.
– Ты сказала то же самое пять минут назад, Каро. Кэролайн на секунду закрыла глаза. Она попыталась сосредоточиться на предмете своего рисунка, от которого у нее болела голова. Но она не собиралась сдаваться. Возможно, терпение является добродетелью, но в данный момент оно было и необходимостью.
– Ты все время двигаешься, и поэтому я никак не могу закончить. И это ты захотела быть персидской княжной.
Из холла внизу донеслись голоса:
– Грейс! Мы уходим! Поторопись!
Проклятие! Кэролайн схватила другой карандаш и начала судорожно рисовать светлые завитки волос, выбивавшиеся из-под шелкового тюрбана. Тюрбан она дорисует потом, для этого сестра не нужна.
– Погоди, Грейс, ты же обещала. Но сестра уже направлялась к двери.
– Они уедут без меня, а мне нужна новая шляпка.
– Грейс…
Тюрбан полетел на пол.
– Прости, Каро, – бросила через плечо Грейс, – я вернусь после ленча.
– Но тогда освещение будет другое… – начала было Кэролайн и умолкла.
Положив карандаш, она встала и потянулась. Грейс не было никакого дела до освещения. Ей была нужна новая шляпка.
Она могла бы попросить позировать другую сестру, но, выглянув в окно, увидела, что все шестеро усаживаются в четырехместную коляску Уитфелдов. Очевидно, всем сестрам были нужны новые шляпки.
Такая настоятельная необходимость посетить шляпный магазин, вероятно, была связана с тем, что был вторник и Мартин, сын миссис Уильяме, недавно вернувшийся домой, в этот день обычно помогал матери раскладывать новый товар. Кэролайн улыбнулась. Бедный Мартин! На его месте, после трех месяцев мучений по вторникам, она бы поменяла день или по крайней мере часы. Конечно, продажи по вторникам были несравненно больше, чем в другие дни недели, так что появление в магазине Мартина именно утром во вторник не было простым совпадением.
Кэролайн подняла с пола тюрбан и, положив его на стопку книг, обратила свой взор на эскиз. Она могла бы нарисовать любую из своих сестер по памяти, но без модели у нее не получался ни наклон головы, ни выражение лица. Но тюрбан-то она, во всяком случае, может закончить…
– Каро?
– Я здесь, папа. В оранжерее.
– Что ты думаешь об этом? – В руках отец держал деревянный ящик, наполненный миниатюрными колоннами из папье-маше и камнями-подделками. – Конечно, это сейчас не в том масштабе, но посмотри…
Эдмунд Уитфелд выглядел так, как, по ее мнению, должен выглядеть отец семи дочерей – озабоченным тем, как обеспечить семь приданных – тем более что пятеро его дочерей уже достигли возраста невест, – с начинающими редеть седыми волосами, в болтающемся на худых плечах камзоле.
Кэролайн глянула на тщательно выстроенную миниатюрную диораму.
– По-моему, это новые, – сказала она, указав на пару полуразрушенных греческих колонн рядом с нарисованным руслом реки.
– Верно. Я решил, что так будет лучше.
– Это уже начинает походить на руины Парфенона, как я себе их представляю. Древние и романтичные.
– Ага! Я именно к этому и стремился. Завтра закажу эти колонны. – Он взял ящик и вышел, но тут же вернулся. – Я совсем забыл. Принесли почту. Тебе письмо.
– Это ответ? – Она почувствовала, как по спине пробежал неприятный холодок.
Отец пошарил свободной рукой в кармане.
– Похоже, что так. Подержи ящик.
– Папа…
– Я не собираюсь тебя мучить, но я знал, что ты не выскажешь свое мнение о руинах, если я тебе до того отдам письмо. Вот оно. Держи.
