Когда солнце село в третий раз – во всяком случае, Холту показалось, что это был третий день,– Броуд смилостивился и объявил привал.
–Грома не было уже полдня,– сказал он.
–Это не значит, что Сайлас улетел,– заметила Талия.
–Нет, но это значит, что мы зашли достаточно глубоко в лес, чтобы заслужить полноценный отдых. Даже наши более выносливые тела не могут идти вечно, а бедняга Холт выглядит бледным, как покойник.
Подросток слегка покачнулся.
–Я в порядке. Честное слово.
–Отдыхай,– отрезал Броуд.
–Я разведу костер,– сказала Талия и предупреждающе посмотрела на Холта: не вздумай помогать, говорил ее взгляд.
А у него не было сил даже спорить. И, высмотрев клочок земли посуше, Холт шлепнулся на него.
Рядом с ним тут же рухнул Эш, что при его нынешних размерах выглядело впечатляюще.
–Я та-а-акой голодный. Дашь мне что-нибудь вкусненькое?
Холт полез в сумку с оставшейся олениной.
–Не уверен, что его еще можно есть.
Мясо, завернутое в лоскут ткани, потемнело, но все же не выглядело испорченным. Однако внешний вид мог быть обманчивым. Даже протухшая оленина могла иметь оттенки от красного до фиолетового и не становилась коричневой или серой. Края одного куска почти почернели, а заметный душок давал понять, что это есть нельзя.
Холт отбросил дурно пахнущий кусок мяса подальше.
–Не стоит тебе его есть.
Эш застонал.
–Этот вроде бы в порядке,– сказал Холт, осматривая второй кусок ярко-красного цвета.– Как только Талия разожжет огонь…
–Просто дай мне его,– взмолился детеныш.
Холт бросил ему кусок, и, поймав его, дракон мгновенно проглотил свой ужин. В их связи вспыхнула искра света, которая, к сожалению, быстро погасла. Очевидно, употребление мяса в сыром виде не приводило к таким же скачкам энергии.
Холт решил, что потом запишет это в свою книгу рецептов.
Если у него когда-нибудь появится такая возможность.
Эш начал принюхиваться – его морда приблизилась к тому месту, где лежал гниющий кусок оленины.
–Держу пари, оно воняет,– сказал Холт.
–Да, но там есть что-то еще. И оно быстро шевелится.
Уставшему разуму Холта потребовалось мгновение, чтобы понять, что имел в виду Эш. Когда смысл услышанного достиг цели, подросток сразу же отполз в сторону.
–Что случилось?– спросил дракон.
Наличие поблизости насекомых, казалось, совсем его не беспокоило. Возможно, потому, что он не мог их видеть. Но Холт мог.
Насекомые походили на муравьев, скрещенных с тараканами, размером примерно с большой палец Холта. У каждого было по три пары лапок, передняя – предназначена для захвата, а на голове – длинная антенна. Тела оказались покрыты зеленовато-коричневыми панцирями. Они двигались с пугающей скоростью, но, приблизившись к мясу, почти остановились, будто бы оценивая его размер.
–Что-то не так, Холт?– спросил подошедший к нему Броуд.– Ты ведь не боишься? Эти жучки совсем маленькие.
–Что это такое?
–Похожи на ветраксов,– небрежно бросил старый Всадник.
–В-ветраксы?– повторил Холт.– Здесь?– Он отполз еще дальше.
Говорили, что ветраксы – предвестники смерти. Увидишь их – знай, что Скверна поблизости.
–Не о чем беспокоиться,– уверил Броуд.– У тебя есть обувь на ногах? Если подойдут слишком близко – раздави их, вот и все.
Холт прочистил горло и взял себя в руки.
–Знаю… Я не ожидал их здесь встретить, вот и все.– Подросток не решился признаться, что даже от одного их вида его начинает трясти. А от мысли о том, что кто-то из них заползет под одежду, его начинает тошнить.– Это дурное предзнаменование.
–Чепуха.– Старый Всадник внимательнее присмотрелся к жукам.– В Феорлене они встречались нечасто. Честно говоря, я вообще их вижу редко. Они не любят свет, предпочитают прятаться в темных влажных местах, каковым, я полагаю, и является лес.
–Я ими займусь,– сказал Эш.
Он двинулся вперед, низко опустив голову к земле и вынюхивая насекомых. Но стоило ему подобраться к ним совсем близко, ветраксы, развернувшись, исчезли в подлеске. Дракон тихо зарычал им вслед.
–Напугал их,– радостно сказал он. Победа, казалось, вдохнула в дракона новую энергию.
–Костер заставит их держаться подальше,– сказал Броуд.– Но больше не бросай испорченное мясо на землю. Ветраксам нравится гниющая плоть, и кто знает, кого еще может приманить этот запах.
–Разве они не навлекут на нас Скверну?– спросил Холт.
–Ветраксы не связаны со Скверной. Люди решили, что они действуют вместе, потому что эти жуки приходят полакомиться мертвыми животными. Но я бы не хотел, чтобы они копошились поблизости. Лучше сжечь все мясо, которое успело испортиться.
Вскоре вернулась расстроенная Талия – охапка дров в ее руках выглядела весьма скромно.
–Здесь совершенно нечем дышать. И бо́льшая часть упавших стволов либо мокрые, либо гнилые. На каждом втором дереве следы Хвори.
Только сейчас Холт заметил, что в этой чащобе здоровые растения почти не встречались. Почти все были покрыты зеленой плесенью, а в воздухе стоял зловонный запах – даже не сравнить с тем, что на опушке леса. Ни птичьего щебета, ни шелеста кустов, и ветер не колыхал верхушки деревьев. Мертвое или умирающее место.
А ведь Талия надеялась, что однажды лес можно будет очистить и вернуть к жизни – каково ей было видеть его сейчас. «Когда еще сбудется ее мечта»,– подумал Холт.
Настроение Талии еще больше испортилось. И пусть она больше не вымещала свою злость на Холте, не заметить этого было нельзя. Словно и не было того разговора всего-то несколько дней назад, когда они только входили в этот лес.
Но если причиной такого состояния леса была Зеленая Гниль, то, возможно, они с Эшем могли бы что-нибудь сделать?
Безрассудное решение спасти драконье яйцо не могло быть случайным порывом. Холт рискнул не только своей жизнью, но и жизнью своего отца и Эша тоже. Жгучее чувство несправедливости захлестнуло Холта, подтолкнув к безумному выбору. Из его глупости должно было что-то выйти, чтобы его решение в итоге оказалось верным.
К тому же он хотел вернуть Талии надежду, пусть даже самую слабую.
Пока Броуд и Талия разводили костер, Холт осторожно поднялся на ноги. Каждый вдох давался ему тяжело, но был ли этому причиной спертый вонючий воздух или он просто изнемогал от усталости?
Холт подошел к самому зараженному старому дубу. Его подножие скрывали кучи серо-черных листьев. В толстой коре образовались гниющие пустоты, и ствол напоминал морщинистое лицо, которое исказил крик агонии. Коричневатая слизь была окрашена в багровый цвет заката, как будто дерево плакало кровью.
