Остается действенный способ ловли, который я частенько практиковал в прошлой жизни. Убить исполнителя и посмотреть кто засуетится. Никто не любит, когда их любимые игрушки ломают.
— Никаких ограничений нет, начинай по готовности, — сказал заветные слова Суворов и мой поток ветра устремился к цели.
Лидия среагировала молниеносно, вжала шею и левой рукой плотно обхватила нижнюю часть подбородка, оберегая себя от мгновенной смерти. Одновременно с этим, девушка качнула тело вперед, увеличив точку опоры.
В закрытом помещении, воздух в которое поступал только через систему кондиционирования, мой атрибут был сильно ограничен, и сила атаки оказалась соответствующей.
Даже сбить Лидию с ног не получилось.
И стоило моему сплошному потоку ветра разбиться о выставленную защиту девушки, как она тут же сорвалась с места, на бегу вскинув свободную правую руку.
Блеснув на свету лишь в последний момент, в меня вонзились несколько тонких игл. Ни «Око», ни частицы воздуха не успели опознать столь мелкие предметы достаточно быстро, и все что я успел сделать, это защитить лицо ладонями.
Без труда пробив мой посредственный покров, окутанные тонким пламенем иглы вошли глубоко в ладони и жуткое жжение охватило обе руки, парализовав все до самых запястий.
Подняв взгляд, я уже видел целившую в область моего виска ногу и победоносный блеск в холодных карих глазах девушки.
Только вот огонь на иглах был не магическим, и с моими навыками Ловца и идеальным контролем нейтрализовать его не составило особого труда, а следом и вернуть подвижность пальцев.
Сделал я это куда быстрее чем девушка ожидала, поэтому блок ладонью левой руки, которым я мягко отвел смертельный удар от своей головы Лидия встретила округленными от удивления глазами.
А от последующего удара ребром правой ладони в шею шансов защититься у нее уже не было.
К чести Лидии, надо отметить, что сгруппировалась и разорвала дистанцию она довольно быстро, но бой был окончен в тот момент, когда подконтрольные мне потоки воздуха оказались внутри ее тела.
Не сразу осознав, что не может вдохнуть, девушка схватилась руками за горло, тщетно пытаясь найти ртом воздух.
— Поединок окончен! — гаркнул Суворов, тут же оказавшись между нами, а из распахнутых дверей с носилками уже мчалась бригада скорой помощи.
Я же молча отошел назад, подергивая неприятно покалывающими от онемения пальцами. Паралич ушел, но повреждения нервов и тканей моя регенерация полностью восстановить пока не могла.
Неприятный был фокус.
Краем сознания я отметил внезапно замолкших лицеистов, которые до этого бурно обсуждали и комментировали бой и развернулся, чтобы увидеть, как тридцать девять бойцов в серо-черной форме перекрыли мне путь к выходам, начав окружение.
— Как это понимать, Тарас Степанович? — неожиданно подал голос выступивший вперед Антон Аничков.
— Не вмешиваться! — со сталью в голосе прогремел Суворов, — Соколов только что убил младшего сержанта имперской армии!
— Как убил? — опешил Аничков, в след за остальными лицеистами обернувшись на уже накрытое белой простыней тело.
— Хладнокровно, — гневно подчеркнул Суворов и набрав воздуха в выпяченную колесом грудь, громко объявил: — Княжич Соколов Артемий Сергеевич, за нарушение правил дружеского поединка, повлекшее за собой смерть солдата имперской армии, по статье сто девяносто четвертой, части первой, я приговариваю вас к казни.
— Без суда?! — не сдавался Аничков, — Это должно быть просто ошибка!
— Будучи в звании лейтенанта, господин Суворов может самостоятельно выносить приговор военным лицам в звании сержант и ниже, руководствуясь военным уставом магических сил российской империи, — размеренным голосом пояснила тоже выступившая из шеренги вперед Кристина Гагарина, — однако, — продолжила она, обратив свой взгляд на Суворова, — Тарас Степанович, со всем уважением, вы не в праве применить эту статью после ваших слов об отсутствии ограничений на поединок в адрес Артемия Сергеевича, о чем я и буду вынуждена доложить отцу если вы немедленно не прекратите противоправные действия.
Опешивший от удара с этой стороны Суворов скривился, но по его лицу я видел, что сдаваться просто так он не намерен. Я же молчал, прикидывая потенциальный план боя. Расклад, мягко говоря, неприятный, но все еще в рамках ожиданий.
Куда больше меня напрягали возможные последствия.
Убить одного одаренного имперской армии на дуэли это одно. Уложить целый взвод — это совсем другое. Даже если признают, что я был в своем праве, пятно на репутации и целый вагон совершенно ненужных проблем будут обеспечены, а обезвредить такую кучу одаренных не убивая, моих нынешних силенок не хватит.
— Присоединяюсь к словам Кристины Константиновны, — раздался низкий голос и вперед вышел высокий плечистый мужчина с рыжей гривой волос, — от лица рода Львовых мы требуем, чтобы вы изменили свое решение, — уверенно добавил он и рядом с ним согласно кивая с братом встала девушка с огненными волосами.
Следом за тремя молодыми Рюриковичами между мной и серо-черными бойцами поочередно встали все до единого оставшиеся лицеисты, угрожая превратить мою намечавшуюся казнь в настоящее побоище.
— Я повторю лишь раз, — даже сейчас отчаянно не желая отступать оскалился Суворов, — не вмешивайтесь! Каждый, кто посмеет встать на пути будет отчислен из царского лицея сегодня же! Имперской армии не нужна шпана, возомнившая что может не подчиняться приказам вышестоящего офицера!!!
Убедившись, что его отчетливо услышал каждый, Суворов сделал тяжелый шаг вперед и земля под нашими ногами угрожающе пошла волнами, тряхнув здание.
Не подействовало, лицеисты хоть и опасливо переглянулись, но сходить с места не стали.
Тогда, сверкнув безумными от ярости глазами Тарас Степанович Суворов вложил в ногу пятикратно большее количество эфира и сделал второй шаг.
Но ничего не произошло.
Возмущения земли разом стихли как будто их и не было, а из распахнутых дверей к нам шла представительная делегация, перед которой бойцы в серо-черной униформе один за одним раболепно преклоняли колени.
Глава 18
Шесть человек уверенной походкой прорезали помещение среднего тренировочного зала номер восемь и возглавлял эту группу хмурый старый директор в парадном зеленом мундире. Трость находилась у Демьяна Афанасьевича под мышкой, а пугающе зловещее выражение лица не предвещало ничего хорошего.
По правую руку от него, держа кожаную черную папку в правой руке, шла Анна Зверева.
Одета она была во все тоже черное платье, только вот от радостного блеска в глазах и приподнятого настроения, которые сопровождали это платье утром, не осталось и следа.
На их место пришла куда более привычная непримиримая жесткость во взгляде и холодная отстраненность.
