Пролог
— Теперь-то что не так? — в голос возмутился Сергей Соколов.
Стоило князю закончить разговор по зашифрованной линии с сыном и Анной Зверевой, как в него тут же впился цепкий взгляд Прохора Семеновича.
С одной стороны, самый обычный взгляд дворецкого на его самом обычном меланхоличном и абсолютно безэмоциональном лице.
Тысяча прохожих из тысячи не заметили бы этой миллионной доли от одного процента разницы.
Но князь Соколов знал старика Прохора далеко не первый год и эту разницу увидел.
Старый дворецкий его осуждал.
Пусть прикрыто и заметно только самому князю Соколову. Пусть без громких слов навроде: «я же говорил» или «надо было меня слушать».
Однако такое молчаливое осуждение было для Сергея Соколова тяжелее всего.
Осуждение, о котором знали только два человека.
Осуждение, о котором не сможешь поделиться даже своим родным и близким, ведь тогда им придется рассказать несколько десятков государственных тайн, коих у капитана разведки, а по совместительству главы секретной «Расправной палаты» Сергея Леонтьевича Соколова накопилось не мало.
— Я ничего не говорил, — ровным голосом ответил Прохор Семенович и отпил из крошечной чайной кружки.
— Тебе и не нужно, — осуждающе покачал головой князь Соколов и подрагивающими руками закурил сигару, — я и так все вижу.
— Если бы ты видел все, Сережа, то тебе бы не пришлось лицезреть этот взгляд, — констатировал Прохор Семенович с неуловимым для обывателей довольством на лице.
Но князь Соколов его разумеется уловил и внутренне проклял сам себя за наблюдательность.
Как бы было проще, не замечай он этих колкостей и микронамеков. Ведь что есть молчаливое осуждение?
Это живое моргающее, любящее китайский чай и смокинги доказательство твоей ошибки.
— А ты стал чуть более невыносимым, когда Анна уехала, — выпуская успокаивающий дым подметил князь Соколов, — переживаешь за дочь?
С этими словами аляповатая фарфоровая кружечка с кривым тусклым сердечком замерла в воздухе вместе с дрогнувшей рукой Прохора Семеновича.
— Не больше, чем ты за своего сына, — позволил себе открытую осуждающую эмоцию дворецкий, — что планируешь делать дальше?
— Будто у меня есть выбор, — опускаясь на свое рабочее место сурово произнес князь Соколов, — введу Артема в курс дел «Дамоклова меча».
— Я должен заметить, Сережа, по-дружески, — располагающим осторожным тоном сказал Прохор Семенович, — впервые на моей памяти, твои безупречные расчеты дали сбой и их виновник, который портит тебе все планы не только продолжает дышать, но и абсолютно тебе неподконтролен.
— Хочешь, чтобы я убил собственного сына? — со стальными нотами неприкрытой ярости, медленно поднял свой «кровожадный» взгляд князь Соколов.
От такой дикой концентрации угрозы даже опытному гвардейцу стало не по себе, и он инстинктивно отставил кружку в сторону, чтобы освободить обе руки.
Одной чтобы защититься от возможного выпада зверя, сидящего перед ним, явно не хватит.
— Ни в коем разе, — поспешил внести ясность Прохор Семенович, — лишь обращаю твое внимание на то, что ты, Сережа, не контролируешь собственного сына.
— Как и ты свою дочь, — оскалился князь Соколов, а стены затрещали от напряжения, висящего в воздухе.
Прохор Семенович лучше других знал, что в таком состоянии у Сергея Соколова практически отключается отдел мозга, отвечающий за рациональность и главенство берут инстинкты.
А оттого подбирал формулировки и тональность весьма осторожно, хоть ему и хотелось ответить на агрессию князя столь же жестко.
Ведь Сергей Соколов пусть и инстинктивно, но влезал в единственную тему, способную расшатать безукоризненную волю и выдержку старого гвардейца.
— Это не одно и то же, — максимально спокойно проговорил Прохор Семенович, — Анна непризнанный ребенок, у которого есть своя семья. И, позволю напомнить, ты давал слово никому не говорить о нашем с ней родстве.
— Я никому и не говорил, Прохор, — с трудом усмирив неожиданно для самого себя вылезшего зверя, выдохнул князь Соколов и извинительно кивнул головой, — в общем… с Артемом не так просто, как кажется на первый взгляд.
— Сложнее управления отрядом «Дамокла» и «Расправной палатой»? — поднял бровь Прохор Семенович, молчаливо принимая молчаливые извинения.
— Сложнее, — скорбным голосом признался князь Соколов, — родительство это сущий кошмар, Прохор. Где-то даже хорошо, что ты можешь себе позволить присматривать за Анной со стороны.
— Не все вещи в этом мире нам подвластны, — меланхолично произнес Прохор Семенович с неуловимой даже для Сергея Соколова ноткой грусти, — как ты будешь вводить Артема в курс дел отсюда? Риск слишком велик. Что если «он» заметит?
— Не заметит, — уверенно заявил князь Соколов, — я сделаю это на месте, через Феликса.
— Феликсу это очень не понравится, — вернувшись к недопитому чаю констатировал Прохор Семенович.
— У него нет выбора, — безапелляционно заявил князь Соколов и окинул Прохора вернувшимся властным и уверенным взглядом, — подготовь сеанс связи к полуночи и оповести остальных. Феликсом я займусь сам.
Глава 1
— Вот значит как, — лишь слегка задумался я, — спас.
— Ты не удивлен, — закатив глаза устало констатировала Зверева и бессильно упала обратно на подпаленное кресло.
— Не особо удивлен, — не стал отрицать я, — разведка у меня в крови, а «Око» тем эффективнее, чем большей информацией я обладаю, — спокойно пояснил я, проследовав в кухонную зону гостиной.
— Этого ты не мог знать, — твердо заявила Зверева, скорее пытаясь убедить себя, чем меня.
— Предполагал, — вздохнул я, наливая себе стакан воды, чтобы залить противную сухость во рту, — изгнанникам не оставляют доступ к секретным разработкам и не назначают гвардейцев в телохранители. Кирилл ведь тоже гвардеец? — задал я вопрос, на который и так знал ответ.
Третий и последний личный телохранитель рода Соколовых отвечал за безопасность матушки и сестер и находился с ними в Тобольске.
— Можешь не отвечать, — не стал настаивать я, — это — слишком очевидно. Как и про Прохора Семеновича.
— Давно догадался?
— Достоверно убедился этой ночью, — залпом осушив стакан воды ответил я, — когда нынешние гвардейцы Елецкой начали меня окружать.
— Ты их заметил? — искренне удивилась Зверева и чуть качнулась вперед.
