Они устроили обыск в его комнате и рылись в ящике под его кроватью. Полицейский положил пакет на стол. Желтый, словно одуванчик, словно солнышко, ослепительно-желтый. И всем сразу стало ясно, куда надо смотреть. Взгляды окружающих устремились на пакет, как мухи на мед.
Можешь объяснить, Улоф, что это такое?
Как это оказалось под твоей кроватью?
Он не мог им этого сказать, когда вся его семья сидела там и глядела на него, пусть даже они делали вид, что смотрят на что-то совсем другое. Этот аромат, он сводил его с ума. То ли так пахли ее духи, то ли дезодорант, то ли ее волосы. Или она сама пахла так сильно.
Это – кофта, Улоф.
Чей-то чужой голос произнес это. Улоф поднял голову и наткнулся на взгляд отца. И не узнал его.
Точно такая, какая была на ней, когда она пропала.
Тучи проползли мимо, так и не исторгнув из себя ни капли дождя. Когда холоднокровных рысаков разогревали перед стартом, воздух, сухой и горячий, был пропитан пылью.
–Так вот где весь народ,– присвистнул Август, устремив взгляд на ряды цифр на электронных табло. Дерзкий Принц был фаворитом, но все же с коэффициентом ниже двенадцати, в то время как Аксель Зигфрид уже 780-й раз приносил выигрыш тем, кто на него ставил. Когда Эйре понадобился кто-нибудь, с кем можно пойти на скачки, Август тут же вызвался добровольцем.
–Скачки с участием холоднокровных пород,– проговорила Эйра,– одно из важнейших событий всего сезона в Даннеро, по популярности почти ничем не уступает V75
[6].
–Ничего, если я поставлю двадцатку?
Эйра смерила его тяжелым взглядом.
–Я просто пошутил,– тут же пошел на попятную Август.
С тех пор, как сгорел ресторан при ипподроме, Даннеро перестал быть прежним. Новые строения были светлыми и просторными, но в них уже отсутствовал былой дух обшарпанной старины. Бывало, что они приезжали сюда всей семьей, особенно на полночный забег – самый большой народный праздник летом. Эйра помнила захмелевших людей и то невыносимое напряжение, когда им с Магнусом дали десятку, чтобы они поставили на лошадей и перестали ползать под ногами у взрослых, выискивая билеты, которые народ мог посеять по пьяни. Она до сих пор ощущала то счастливое упоение мечтами, казавшимися на тот момент вполне досягаемыми, когда любой мог в одно мгновение стать богатым.
В новом ресторане и в вип-ложе все места были заняты, снаружи на открытом месте быстро собиралась толпа. Именно там, по словам Карин Баке, обычно стоял Свен Хагстрём. Настолько близко, что можно было почувствовать порывы ветра и ощутить вибрацию почвы, когда кони, стуча копытами, проносились мимо, вдохнуть резкий запах лошадиного пота.
Эйра уловила обрывок разговора между двумя явно знавшими друг друга людьми и двинулась в их сторону. Пожилые мужчины в кепочках от солнца и шерстяных куртках, несмотря на двадцатипятиградусную жару, негромко беседовали между собой. Она услышала, как один из них, явно имеющий свои связи в конюшне, намекнул, что Бюске Филип хорошо показал себя на тренировках, в то время как Эльдборкен после полученной зимой травмы, скорее всего, проведет свой худший сезон.
Собеседники трещали все быстрее, по мере того как Эльдборкен, к их изумлению, возглавил заезд, обошел Бюске Филипа и пересек финишную черту с коэффициентами, которые заставили кого-то вскрикнуть.
Когда жокей получил свой букет цветов и победитель побежал рысью круг почета, у Эйры завибрировал телефон. Звонил спортивный директор ипподрома – наконец-то! Все это время он был недоступен, но через две минуты собирался быть у касс, прямо за киоском, где продавали колбасы.
–Просто очень много дел сегодня,– оправдывался спортивный директор, вытирая со лба пот и закатывая рукава рубашки. Он ужасно спешил и смог выкроить всего три минуты между встречами со спонсорами, чтобы подойти к ним.
Фамилия Свена Хагстрёма была ему незнакома, «но я многих помню просто так, в лицо, не зная их имен».
Эйра показала ему снимок, который был сделан примерно в тридцати шагах от того места, где они сейчас разговаривали.
–Да, да,– закивал спортивный директор,– его я знаю, он обычно стоял в группе зрителей вон там, у бортика. Местный завсегдатай с тех времен, когда меня самого тут еще не было. В основном ставил только небольшие суммы.
Он указал на небольшую группку пожилых мужчин, стоявших возле парапета. Сидевшая на парковой скамье парочка, должно быть, тоже была из их компании.
–Он что-то натворил?
–Нам необходимо поговорить с людьми, которые его знали.
–Знали?– Взгляд мужчины заметался между представителями закона и зрителями, метнулся к табло, на котором появлялись коэффициенты перед следующим забегом.– Хотите сказать, что это его?.. Вот черт. Тогда лучше поговорите вон с теми ветеранами, одного из них зовут Хаке, а есть еще Курт Улльберг из Престмона, он сам раньше держал лошадей. Остальных не знаю… Больше я, пожалуй, ничем не могу вам помочь, извините.
И спортивный директор быстро убежал – их «спасибо» прозвучало ему уже в спину.
Забег начался. Эйра пошла и купила два кофе в бумажных стаканчиках. Если они начнут приставать к людям прямо сейчас, то получат в ответ только ругательства и в придачу выставят себя бесчувственными типами, не понимающими настоящих жизненных ценностей – могучую красоту холоднокровных лошадей и ставок, которые могут изменить жизнь.
Дождавшись, когда Росомаха Юханна первая среди кобыл придет к финишу, они подошли к мужчинам. Небольшая группа между парковыми скамейками. Одни были возбуждены, вторые подавлены, одни выиграли, другие – нет. Снимок даже не потребовался. Черт возьми, ну конечно же, они знали Свенне, и даже знали, что с ним случилось.
–Только не думайте, что у него дома были какие-то сбережения,– сказал мужчина, которого звали Хаке, все его лицо заросло седеющей бородой.– В конце мая Свенне проигрался подчистую на V75, а потом я не припомню, чтобы ему крупно везло. Такое периодически случается.
–А вы уверены, что он не сам с собой это сделал?– спросил старичок, которого, кажется, звали Густав-как-то-там. Судя по его выговору, он был родом из мест, удаленных от побережья вглубь страны. Эйра сделала Августу знак, чтобы тот записал имя. Как только появятся текущие коэффициенты участников следующего заезда, станет сложно удерживать их внимание. Не то чтобы этим мужчинам было наплевать, напротив, все они очень переживали за Хагстрёма и тесной толпой окружили полицию, желая ей помочь, но что-то такое сидело в них и заставляло поворачивать головы, едва раздавался приближающийся стук копыт.
–И кто мог желать ему зла?
–Нормальный же был мужик.
–Немного хмурый и молчаливый малость, но кто в наше время не хмурый? Когда видишь, что творится с этой страной.
