–Ваша страница находится в публичном доступе.
–У вас нет права это делать.
–Больше двух тысяч пользователей поделились ссылкой на то, что вы написали. Мой коллега случайно узнал об этом от своей девушки. И вы называете это личным?
Софи Нюдален поглядела на Риддарфьерден и Сёдермальм с его крутыми скалами на противоположной стороне залива и опустила на глаза солнечные очки, которые все это время сидели у нее на макушке. Страница Софи не была защищена. Все, кто заходил на нее, видел ее записи. Скорее всего, она использовала свой профиль в соцсети еще и как место для рекламы своей компании, где работала,– они занимались оформлением интерьеров,– возможно, ей даже велели так сделать. Многие компании требуют от своих сотрудников, чтобы те использовали свои личные каналы для продвижения торговых марок.
–Я вправе писать, что хочу,– отрезала Софи.– У нас в стране свобода самовыражения.
–О чем вы подумали, когда сгорел дом?
–Мне стало страшно, когда я увидела дым. Я испугалась, что огонь доберется до нас.
–Вы не думали о том, что там внутри мог заживо сгореть человек?
–У вас есть дети?
–При чем здесь это?
Софи Нюдален подняла солнечные очки и окинула Эйру внимательным взглядом.
–Так я и думала,– наконец вынесла вердикт она.– Если бы у вас были дети, вы бы поняли. Главная задача любой матери – защитить их.
–Улоф Хагстрём каким-то образом угрожал вашим детям?
–Вы же были там в то утро, когда его арестовали. Потом вы снова его отпустили, даже не поставив никого об этом в известность. Вы ни на секунду не задумались о том, каково было нам.
–Я понимаю, что это могло причинить вам некий дискомфорт,– согласилась Эйра, вспомнив, что ГГ велел ей быть полюбезнее.
–Дискомфорт?– Софи Нюдален махнула рукой на чайку, которая бродила рядом с ними в поисках крошек. Та подпрыгнула и отправилась искать пропитания в другую сторону.– Он изнасиловал и убил девушку. Хорошо еще, если только одну. Я думала, что умру на месте, когда увидела его в доме, где только что скончался старик. Я просила Патрика сделать что-нибудь. Например, пойти и сказать ему, чтобы он убирался прочь отсюда, но Патрик высказался в том духе, что мы не вправе решать такое, что это его дом. Частная собственность. Он сказал, что лучше станет сопровождать меня, на пляж и в лес, повсюду, куда бы я ни направилась, но я разозлилась. До чего докатились! Я теперь не могу выйти из дома без мужа. Прямо Афганистан какой-то! Почему этот человек имеет право свободно передвигаться, а я нет?
–Мы задержали тех, кто поджег дом,– сообщила Эйра.– Они начитались комментариев в обсуждениях, начало которым положили вы, и решили кое-что из них воплотить в жизнь.
–Вы обвиняете в этом меня?
–Нет,– ответила Эйра с изрядной долей напряжения в голосе,– но я подумала, что вам следует знать. На тот случай, если это приведет их на скамью подсудимых.
–Я всего лишь писала правду. Разве это преступление? Я рассказала все как есть. Никто не защитит нас, если мы сами этого не сделаем.
–Улоф Хагстрём находится в коме,– сообщила Эйра,– врачи не знают, выживет ли он.
–Если бы я знала, что вы явитесь с обвинениями в мой адрес, я бы ни за что не пришла сюда. Я даже Патрику ничего не сказала. Он считает, что вы нас преследуете. Мы не обязаны страдать из-за того, что, возможно, когда-то натворил его отец. В данной ситуации вы обязаны предложить нам поддержку, а не мучить своими глупыми обвинениями.
–Я вас не обвиняю. Я просто задаю вопросы.
Софи Нюдален поглядела на свои наручные часы. Мощная вещь из розового золота.
–Простите, но мне уже пора забирать детей.
Отель, в котором она остановилась, находился в Старом городе
[9] – минимальных размеров номер со спартанской обстановкой, всё, что она могла себе позволить на бюджет полиции. Из единственного окна открывался вид на темный переулок, зато оконная ниша была такой глубокой, что в ней можно было сидеть. Снаружи веяло теплой сыростью, доносилось журчание голосов туристов. Эйра просматривала в телефоне номера трех-четырех стокгольмских друзей, которым она могла позвонить. Возможно, увидеться за бокалом вина, доложить, как продвигается карьера, как личная жизнь и прочее и прочее. Странно, но подобные встречи больше утомляли ее, чем радовали. Она слегка подрастеряла своих столичных знакомых, когда вернулась обратно в родные края, и до сих пор не наладила связь с друзьями, которые оставались у нее дома, из-за чего ее социальная жизнь находилась в подвешенном состоянии между «тогда» и «теперь».
Но разве само это понятие не кажется несколько тяжеловесным? Социальная жизнь – звучит так, словно это не настоящая жизнь, а нечто, что следует планировать, выстраивать, зарабатывать.
Решив плюнуть на это дело, Эйра сбросила с себя потную рубашку и прилегла на кровать, открыв на своем телефоне приложение «Свидания». Система автоматически выискивала одиночек в заданном радиусе действия, из-за чего Эйра немедленно отключила эту функцию, когда вернулась обратно домой. В течение нескольких последующих часов приложение обнаружило трех ее знакомых еще со школьной скамьи, одного подозреваемого, в задержании которого она принимала участие, и одного сотрудника, который обслуживал компьютеры в полицейском участке, где она работала.
Иногда, оказываясь в Умео или, вот как сейчас, в Стокгольме, Эйра открывала это приложение, после чего сидела и совершенно анонимно листала снимки мужчин ее возраста плюс-минус пять лет. Иногда она даже встречалась с кем-нибудь из тех, кому необязательно было знать, что она работает в полиции.
Только на одну ночь, так что она не успевала спутать это с любовью.
Ее взгляд скользнул по двадцатому по счету лицу. Двое выглядели ничего так, вполне симпатично. Она написала обоим, но предпочла не отвечать.
Вместо этого она набрала номер сестры Улофа Хагстрёма.
Ингела Берг Хайдер взяла трубку после второго гудка.
–Я на совещании,– тихо сказала она.
–Хорошо, тогда вы можете перезвонить позже.
–Нет, погодите,– характер голосов на заднем плане резко изменился. Послышался стук закрывшейся двери. Должно быть, женщина вышла в коридор.
–По новостям передавали, что вы арестовали человека,– сказала она.– Это он сделал?
–Уголовное дело еще не возбуждено. Расследование продолжается. Большего я сказать не могу,– ответила Эйра.
–Зачем же вы тогда звоните, если не можете ничего сказать?
Нет красивых слов, чтобы сообщить о таком, ничего достаточно смягчающего или стоящего.
–Судмедэксперты вчера отдали тело вашего отца.
