–А каким был Улоф?
–Робким здоровяком, слишком долговязым для своего возраста, но еще несозревшим. Не то чтобы я хорошо его знал, но…
–Я читала фрагменты допроса с тобой. Кажется, тогда ты не сомневался.
–Ну, тогда другое дело… СМагнусом… Полиция ведь его подозревала…
–Поэтому ты старался выглядеть более уверенным, чем был на самом деле?
–Я сказал только то, что мы видели. И что бы там ни сделал Улоф, в любом случае я точно знал, что Магнус невиновен.
–Почему?
–Потому что он был дома.
–В самом деле?
–Эй, очнись, он же твой старший брат! Я знаю его всю жизнь.
Эйра поглядела на воду, на ее спокойное течение. Это всегда чей-то старший брат, подумала она, но можно было этого и не говорить, попробуй развить эту мысль до конца – и ссоры не миновать. Она знала, что Рикен защищал бы Магнуса до последней капли крови. Он разорвал с ней отношения, чтобы не разрушить их дружбу – во всяком случае, именно так сказал он ей тогда. Возможно, он просто ее не любил, но все равно их братский договор был превыше всего.
–Если этот свидетель говорит правду,– медленно проговорила Эйра,– если он в самом деле видел то, что утверждает, то Лина была еще жива, когда Улоф вышел из леса.
–Тогда куда она могла направиться?
–Дальше вниз по реке на лодке,– сказала Эйра.– Мимо того свидетеля в проливе Кёйа у острова Литанё проплыли две девушки, а потом исчезли из виду.
–Они плыли сюда?– недоверчиво переспросил Рикен.– К заливу?
Прямо сейчас она на этот залив и смотрела. Он назывался Стриннефьерден. Во всяком случае, для тех, кто жил на этой стороне реки. Она слышала, что те, кто смотрят на залив с другого берега, называют его бухтой Локневикен. Это было целиком и полностью вопросом перспективы.
–Куда они направлялись?– спросила Эйра.– Что здесь было двадцать три года назад?
–Ничего. Дом. Только и всего.– Рикен огляделся, словно хотел увидеть что-то еще.– Сюда приезжают, чтобы встретиться с кем-то, а больше я не знаю, что тут еще делать.
Эйра приблизилась к самой кромке воды и услышала, что он следует за ней. Мягкие шаги по траве.
–Что находится на той стороне?– спросила она.
–Фермы,– произнес Рикен ей в затылок.– Несколько старых красивых хибар со времен лесопилки и усадьба в деревне Локне. Выгоны для лошадей. Не знаю, продолжают ли они держать коней сейчас, но тогда они, кажется, точно у них были.
–А там что?
Эйра показала на несколько свай, торчавших из воды. Берег здесь совсем зарос, деревья доходили до самой реки и даже росли в реке. В гуще зелени виднелись очертания крыши – бобровая хатка. Дальше характер берега внезапно менялся, из воды вырастали полные драматизма скалы.
–Лорелея,– проговорил Рикен.
–Что?
–Ее прозвали скалой Лорелеи.– Его взгляд был направлен дальше, на серый уступ.– Ну знаешь, в честь той девушки, что стояла на утесе над рекой Рейн, пела и расчесывала свои золотистые волосы, а моряки, глядя на нее, теряли голову и забывали про опасные подводные камни.
–Я имею в виду вон там,– указала Эйра,– возле старого причала.
–А, ну там лесопилка. Ее закрыли в 1940-е годы, но кое-что от нее осталось. Стоит, разваливается помаленьку.
Эйра подумала о местах, куда он ее возил. Среди них были не только нефтеналивные цистерны на Сванё, еще был заброшенный дом и заводские руины, каких было полно в Одалене – места, где их никто не мог увидеть вместе. Многие из них она сейчас ни за что бы сама не нашла, поскольку в те дни ее занимала не география родного края, а нечто совсем другое.
–Мы там когда-нибудь были?– спросила она.
–Не-а. Слушай, вот черт, как же это я упустил-то?– Он смеялся, она была в этом уверена, ну или улыбался.– Но ведь еще не поздно.
Прежде чем уйти, она погладила его по руке, совсем легонько.
–Спасибо, что рассказал.
В полицию семь раз поступали свидетельства о лодке на реке. Большую часть данных Эйра исключила сразу, но три показания совпадали по месту и времени.
Во-первых, ее могли видеть в окрестностях Нюхамна. Пожилая пара сидела на веранде своего дома и смотрела на реку, после чего позвонила в полицию. Сейчас их наверняка уже нет в живых. Нюхамн находится на полпути между Мариебергом и Стриннефьерденом. По словам супругов, времени было около десяти часов вечера, как раз после позднего прогноза погоды на море по радио.
Во-вторых, в Кёйа, где несколько подростков, мальчишки и девчонки, распивали пиво на мостках. За временем они не следили. Только одна из девушек потом вспомнила про лодку. Она еще подумала – вдруг в ней сидит кто-нибудь знакомый, и помахала рукой, но она ошиблась.
Свидетельство номер три поступило от рыбака, который ловил рыбу ниже по течению у острова Литанё и уверял, что кто-то греб на веслах в залив Стриннефьерден. Он обратил внимание на лодку, потому что те, кто в ней сидел, гребли из рук вон плохо. Слишком много шума было от весел. Очков у рыбака с собой не было, поскольку рыбу он мог удить и без них. Правда, он не мог с уверенностью сказать, сидела ли в лодке девушка, но, пожалуй, он слышал разносящийся над водой смех, а смеяться так могут только юные дамы.
Адреса и показания всех очевидцев были записаны, но Эйра не увидела, чтобы кто-то предпринял по ним меры.
Одна лишь чистой воды рутина.
–Есть еще одна вещь,– сказала она.
–Какая?
ГГ казался раздраженным и на все ее реплики отвечал отрывисто. Они больше не были следственной группой, и в этом месяце остались одни. Боссе Ринг не показывался уже много дней, занимаясь каким-то другим делом, если вообще не ушел в отпуск. Силья Андерссон то же самое. Мейан Нюдален во всем призналась, доказательная база была крепкой, так зачем еще ГГ таскаться за десять миль в Крамфорс?
Чтобы чаи гонять?
Он знает, подумала Эйра, чувствует, догадывается или в самом деле убежден, что здесь нечисто. В первый раз она увидела в нем что-то от себя самой. Упрямство, грызущее изнутри.
–Это больше похоже на жалобу, чем на конкретные сведения,– продолжила она.– Никому, кажется, и в голову не пришло проверить информацию или хотя бы просто перезвонить и уточнить. В этих сведениях не было ничего, что напрямую указывало бы на Лину.
–Но?
–Одна вдова, из деревушки Локне. Она сказала, что звонила три раза.
Эйра прочла вслух запись телефонного разговора. Тогда за этим следили и тщательно все записывали, двадцать три года назад, чтобы ни одна крупица информации не пропала зря.
Женщина изъяснялась на онгерманладский манер, настоящая смесь исконных диалектов, которые по нынешним временам редко где услышишь, на них разговаривали бабушки и дедушки – напоминание о давно минувших днях.
