— Какое-нибудь… племя говорит по-испански или на английском?
— Некоторые из них поверхностно знают испанский, но Испания не прикладывает больших усилий в этом регионе. Там не получить никакой прибыли. Из болот золота не накопаешь.
— А англичане?
— Белиз главным образом английский, но он в нескольких сотнях миль от Берега Москитов. Есть несколько крошечных поселений охотников и шахтеров, но места неприятные.
Себастьян так сжал руки, что пальцы оцепенели. Он встряхнул их под скатертью.
— Почему неприятные?
Райс-Эйбл прочистил горло и отпил половину чашки.
— Мое мнение на этот счет делает меня непопулярным.
— Я приехал узнать ваше мнение.
Смеющиеся карие глаза встретились с прямым взглядом серых глаз.
— Англичане мастера заселять места, которые напоминают Англию: открытые поля, реки и мягкий климат. Я уверен, что человек может приспособиться к любым условиям, а большинство англичан, кажется, ждут, когда условия приспособятся к ним. Отказ признать, что территория сырая, что там масса насекомых, — это прямой путь к болезни и, в конечном счете, к смерти.
— Вы приспособились, — прокомментировал Шей.
— Я предпочитаю остаться живым и рассказывать свои истории, а не умереть из-за пресловутой гордости. Когда аборигены советуют намазать кожу отвратительно пахнущим соком растений, я так и делаю.
— Вы слышали о городе Сан-Сатурус?
Профессор нахмурил брови:
— Сан-Сатурус? Нет. Я не припоминаю там достаточно большого поселения, которое можно было бы назвать городом.
— А что-нибудь с подобным названием?
— Я составил карту. Минуточку, я сейчас принесу.
Профессор, встав из-за стола, порылся в бумагах.
Себастьян выпил еще чашку безвкусного чая. Он в глубине души надеялся получить хоть какой-нибудь знак, что Жозефина не лгала. Господи, пусть там будет Сан-Сатурус. И пусть он будет там, где она говорила.
— Какой я глупец! — воскликнул Райс-Эйбл, глядя на большой лист пергамента. — Сан-Сатурус. Вот он.
Слава Богу!
— Он, случайно, находится не между реками Вава и Гран-Де-де-Матагальпа?
— Вы очертили большую область, но да. — Профессор вернулся к столу.
Себастьян и Шей разложили на столе карту, поставив по углам чашки, чтобы пергамент не сворачивался. Карта была замечательная, куда более детальная, чем любой официальный документ, касающийся этого региона.
— Из вас получился бы отличный картограф, — заметил Себастьян, разглядывая побережье в поисках контуров, изображенных в проспекте Коста-Хабичуэла.
— Половина удовольствия состоит в том, чтобы обозначить растения и животных в каждой области. — Райс-Эйбл ткнул перемазанным чернилами пальцем в карту: — Вот ваш Сан-Сатурус. Я должен был помнить. Он определенно произвел впечатление.
— Почему? — Себастьян сопротивлялся желанию повлиять на воспоминания Райс-Эйбла, упомянув глубокие заливы и белокаменные здания. Сегодня он должен узнать абсолютную правду, а не то, что хочет слышать.
— Там было три тела. Рубашки, брюки, ботинки, шляпы — все на месте, но в них лишь белые как снег кости. Я тогда подумал, что бедолаг погубило солнце или, вероятнее, болотный газ. А муравьи уничтожили плоть. Мне доводилось видеть, как муравьи за двадцать четыре часа обгладывают до костей взрослого кабана. Большая колония, конечно.
— Что заставляет связывать трех мертвых мужчин с Сан-Сатурусом? — Себастьян знал, что говорит резко, история ужаснула его.
— Рядом мы нашли несколько хижин и кое-какое шахтное оборудование. На одной из досок кто-то выжег «Сан-Сатурус». Вероятно, это единственная карта, на которой он обозначен. — Райс-Эйбл отпил глоток чаю. — Как я понимаю, название было ироническое, так как Святой Сатурус оберегает от бедности. Полагаю, бедняги на него надеялись.
Себастьян поднялся, сердце у него колотилось, в висках стучало. Проклятие. Она сказала, что видела дворец. До боли стиснув челюсти, он повернулся к двери.
— Есть ли в том районе другие деревни?
— Не на побережье. Эту часть территории затопляет каждый год. Как видите, даже Сан-Сатурус в миле от берега.
— Себ, — тихо сказал Шей. — Ты был прав.
Как же он этого не хотел! После этого утра, когда держал нагую Жозефину в своих объятиях.
— Мистер Райс-Эйбл, вы могли бы приехать в Лондон и повторить эту историю, если требуется?
— Думаю, да. А что происходит?
— Ложь. Очень большая ложь.
— А у вас есть что-нибудь в дополнение к карте, чтобы повторить то, что вы нам рассказали? — спросил Шей.
— Мои примечания к двум книгам. Но их могу подтвердить только я.
— У вас нет причины лгать, — буркнул Себастьян. — Вы не знали, что я надеялся выяснить.
— Я до сих пор этого не понимаю, хотя намереваюсь читать по утрам лондонские газеты.
Себастьян предполагал, что можно это запретить, но заставить профессора читать газеты невозможно. Подойдя к двери, он остановился.
— Сэр, вы когда-нибудь слышали о стране Коста-Хабичуэла?
[5]
— Нет. Побережье Фасоли? Если вы имеете в виду Берег Москитов, там невозможно вырастить достаточно фасоли, чтобы дать название району, если только это не шутка.
Шутка! Если бы все было так просто. Себастьяну хотелось грохнуть кулаком. Никакой столицы, никакого плодородного побережья, никаких англоговорящих аборигенов, никакой страны и, следовательно, никакого короля. И никакой принцессы Жозефины.
— Спасибо, мистер Райс-Эйбл. Мы пришлем вам письмо, если потребуется ваше присутствие в Лондоне. — Себастьян в поисках свежего воздуха потянул дверь. — А пока я бы очень оценил вашу сдержанность.
— Конечно. Всего доброго, ваша светлость, милорд.
Себастьян с каретным фонарем двинулся к экипажу.
Шей — за ним. В голове у Себастьяна роилось столько мыслей, что он не мог ни за одну ухватиться, ни в чем не видел смысла. Единственный четкий образ в его голове — Жозефина, цепляющаяся за него и задыхающаяся от наслаждения.
— Домой! — рявкнул он Тиммонсу и поднялся в карету.
Шей едва успел усесться, как карета тронулась.
— Себастьян, я знаю, ты зол, — сказал брат, от его голоса, лица, от всей позы веяло предостережением, — но мы должны быть осторожны.
— Райс-Эйбл был там три года назад, — услышал Себастьян собственный неровный голос. — По словам Эмбри, Коста-Хабичуэлу пожаловали ему два года назад. Есть шанс, что…
