Алекс медленно подняла трясущиеся от страха руки и поднесла их к лицу. Она легонько дотронулась подушечками пальцев до потрескавшихся губ, впалых щек, затем плавно перешла к сухим, тонким, редким волосам, которые не доставали даже до плеч. Схватившись за голову, Алекс отчаянно взвыла. Судорожно и хаотично она начала хвататься за различные участки тела, до которых могла дотянуться, оставляя красноватые отметины. От былой натренированной мышечной массы не осталось ни следа, как и от привлекательных признаков женской красоты — бедра уменьшились чуть ли не вдвое, «сдулась» грудь,— лишь торчащие кости были повсюду.
—Нет, нет, нет! Оно не мое, это не мое тело. Господи, что это? Что происходит?!— пыталась она кричать, но выходил лишь сдавленный хрип, который точно не мог покинуть даже пределы палаты.
—Дорогая, что-то случилось?— спокойно поинтересовался старичок, заметивший истерику Алекс.
И это на удивление сработало. Неожиданно, но чужое внимание заставило ее прекратить истязать свое и без того слабое тело. Алекс была в замешательстве и не знала, как реагировать. А сосед даже и не думал хоть что-то предпринять: он просто смотрел на нее с слегка озадаченным видом, явно не понимая всей глубины проблемы. Прошло около двух минут, а они так и продолжали смотреть друг на друга, словно решили устроить любительский матч в «Гляделки». И только резкий яркий луч света заставил Алекс отвести взгляд, спасаясь от ослепляющей боли. Виной тому стало солнце, которое, дойдя до нужного положения, направило «зайчика» прямо ей в глаза.
—Дайте мне это!— прикрикнула она, показывая на соседскую прикроватную тумбочку.— Дайте!
Старичок внимательно проследил за рукой девушки, указывающей на его вещь. По-детски открыто заулыбавшись, он схватил квадратное карманное зеркальце и отнес его Алекс. Она с трудом, превозмогая боль, ломившую каждую частичку тела, приподнялась на кровати. Ее пальцы дрожали так, что если бы она случайно выронила зеркало, то оно бы точно улетело в другой конец комнаты. Но девушка все равно не спешила сделать задуманное: страх, любопытство, надежда и разочарование боролись ежесекундно между собой, не давая сделать решающий шаг.
«Вдруг это не мое тело? Может, Ранта что-то сделала? Или же… ее вовсе не существовало? Вдруг все было придуманным мною бредом? Но разве такое возможно? Ведь все было так реалистично и детально. Может, я была в каком-то потустороннем мире? Или реальности?— Алекс все металась в своих догадках, лишь усиливая мигрень.— Но для начала нужно…— она крепко ухватилась за крышку зеркальца, приготовившись его открыть.— Черт, я не могу! Не могу. Почему так страшно? Что я хочу, чтобы оказалось неправдой? Что на самом деле дурной сон?.. Ну же, сделай это. Открой. Давай!»
Алекс смогла, она сделала это, но… это толком-то ничего и не дало. Особенно первые пару секунд, которых она боялась больше всего. Она просто не смогла понять, себя ли видит в отражении или нет. Серое высохшее продолговатой формы лицо, на которое прилипли прямые тусклые пряди скромной шевелюры; почти сливающиеся с кожей потрескавшиеся губы; расплывшиеся темные круги под блеклыми, стеклянными, неживыми глазами — все это было далеко от прекрасной, подтянутой, горячей брюнетки с милыми румяными щечками, пухлыми желанными губами, выразительным манящим взглядом медовых глаз… Но да, это были они. Свои глаза узнаешь. А значит, и отражение было ее. Этой полуживой, ссохшийся, малоприятной оболочкой и была настоящая Алекс.
«А я-то думала, что после притона хуже выглядеть уже не смогу. Ага. На, сучка, получай. Жри все это… Хах, блядь. Вот за что мне это? Черт, за что?..» — рыдая, мучаясь и истязая себя, она так и заснула, крепко держа в руке зеркальце, повседневный маленький предмет, положивший начало открытию истины.
***
Алекс проснулась от шума, который, скорее всего, исходил от телевизора глуховатого мистера Купера, но на деле это оказались женские крики, идущие из коридора. Было слышно, как буйную девицу пытались мирно отвести в палату, но та не переставала вопить и яростно вырываться. В итоге ее ждала привычная участь Алекс — доза успокоительного. Вскрики и стоны становились все тише по мере ослабления ее тела, но теперь девушка начала бормотать уже так знакомое «шарики», что тут же прогнало остатки сна у Алекс. Осознав возможную ситуацию происходящего, она хотела поскорее найти Кевина, чтобы поговорить с ним, но из-за резкой смены положения в глазах мгновенно потемнело. Ее повело в сторону, но она успела лечь обратно на кровать, приводя чувства в норму.
«Если это правда, если все это правда… Господи, да что не так с этим гребаным миром?!» — Алекс схватилась за голову, раскалывающуюся от боли.
—Что случилось?— подбежала к ней обеспокоенная Златовласка, пришедшая проведать пациентов.
—Пожалуйста, позовите Сарга,— умоляюще уставилась она на медсестру, неуклюже цепляясь за ее руки.
—Вам плохо?— Глаза девушки забегали: она быстро начала обдумывать дальнейшие действия.
—Нет. Мне просто нужно поговорить с ним. Срочно.
—Простите, но его пока нет. Как вернется, я его позову, хорошо? Успокойтесь, вам нужно лежать.— Бережно, но настойчиво медсестра принялась укладывать Алекс обратно на койку.
—Хорошо, хорошо, все равно ведь не отстанете.
—А вы, деточка,— вдруг обратился к ней сосед,— слышали об офицере Купере?
—Нет,— покачала она головой.— А что, хотите рассказать мне о ваших подвигах?
Старичок мигом заулыбался: как же ему было приятно поделиться воспоминаниями с человеком, которому действительно интересно было слушать.
Жизнь Люка Купера, единственного сына семьи герпетологов из Ошлена, была насыщена интересными, пусть, возможно, и приукрашенными событиями. Хоть мальчика и растили в строгости, если прививание любви к аккуратности, точности и пунктуальности можно назвать строгостью, Купер очень долго оставался чутким, живым и добрым ребенком. Он всегда больше импонировал, сопереживал пище любимых родительских питомцев, чем собственно рептилиям, коими полнился их загородный дом. Даже став уже взрослым молодым человеком, Люк, навещая родителей во время каникул, а затем и отпуска, продолжал осуществлять свою маленькую спасательную операцию для «живой еды». Может, вынести все баночки, наполненные жуками, паукообразными и грызунами, как уже пробовал в детстве, он не мог, так как прекрасно понимал, что это ничего не изменит, но все равно, словно ритуал, он каждый раз выпускал на волю какого-нибудь бедолагу. Да, вероятно, другой «холодный», так назвал маленький Купер холоднокровных, в любом случае сожрал бы спасенного, но… шанс на другой исход все же был. И это всегда радовало Люка. Наверное, поэтому он связал свою жизнь с военной службой. Он действительно верил, что каждая жизнь бесценна, что за каждую жизнь нужно сражаться, ставя на кон и жертвуя многим.
Только вот благородные мысли быстро отходят на второй план, когда оказываешься в эпицентре бессмысленного и ожесточенного сражения. А за свою жизнь Люк их повидал много. Он успел побывать на всех «сторонах». В Лонго, первой его горячей точке, рядовой Купер, ослушавшись приказа и пытаясь спасти ребенка в оккупированной деревне, подверг опасности целый отряд, выдав их место укрытия. Тогда, испачкав руки кровью своих товарищей, он дал себе слово всегда и беспрекословно исполнять приказы командиров. Хоть зачастую это было тяжело. Кошмары стали неотъемлемой частью его жизни. Даже когда со временем пришли смирение, отчужденность и безразличие, Люк все равно не мог прекратить вспоминать павших друзей, коллег и подчиненных.
