Главной в жизни грибного человечка была математика. Николая это по первости не беспокоило. Но уже через несколько дней после знакомства Кошка уловил в своих мыслях посторонние предметы. Интегралы, корни уравнений, астрономические числа наполняли пустые области мозга юноши. И получалось, что на собственные размышления у Кошки места не оставалось. Совсем. Даже на «Трех мушкетеров». Инопланетянин явно злоупотреблял своим месторасположением.
–Слушай, друг. Ты так зациклен на математике,– возмущался Николай.– Можешь думать поменьше или о чем-то другом, более полезном?
–А ты можешь совсем не думать? Мне места не хватает.
–Наверное, могу, но приходится. Например, о еде…
–Хорошо, я подвинусь.
Андрамат навел порядок в голове, и Кошка ощутил легкость. Сложные символы перестали попадаться на пути дум Николая. Вскоре инопланетянин заявил:
–Я буду поступать в университет. На математику.
–Ха-ха-ха! Мы с предками, в общем, не против, но кто нас туда примет?– засмеялся юноша.
–Предоставь это мне. Я давно хотел, но меня никто не замечает. Да и бумаг нужных нет…
–Ладно, друг. Я открыт любым идеям – хоть математическим, хоть эротическим, поддержу,– усмехнулся Николай.
К великому изумлению родителей, сын самостоятельно подал документы в Сколтех, на математический факультет, где один абитуриент мог претендовать сразу на двадцать свободных мест.
Георгий Рудольфович, восторгаясь сыном, больше радовался за себя. Вечерами на кухне он строил догадки:
–В кого это он пошел? Наверное, в Лобачевского-Кошку?
–Да,– не стала спорить огорченная супруга. Математики, по ее мнению, в Кремле были не нужны.
Николай безвыездно проводил время на даче. Деревня находилась всего в тридцати минутах ходьбы от Сколтеха. Сезон выдался теплым. Андрамат проглатывал научную литературу томами, готовясь к человеческим экзаменам, а Николай бегал за книжками для инопланетянина в библиотеку университета. Дюма оставался нетронутым. Родители, навещавшие сына, отмечали, что его голова увеличилась, а еще более вытянувшееся тело подсохло.
–Уморишь ты себя, сынок,– беспокоилась мать.
–Коля, скажи: как это случилось?– просил отец.– Математика, между нами,– не наш профиль.
–Родители!– отвечал им Коля.– Поклон вам, за труды и то, что родили! Дальше я сам.
–Давай, сын,– радовалась семья и уезжала.
Голова Николая становилась больше. Если раньше лицо Кошки было узким, с длинным носом, то теперь пропорции изменились. Он превратился в красивого, очень высокого юношу с правильными чертами, куцей бородой и вьющимися волосами. Тот, кто видел фото Карла Маркса, счел бы их похожими.
Лето, как всегда, пролетело незаметно.
–Коля, ты в город возвращаться будешь?– поинтересовались родичи.
–Я вернусь в конце семестра. В сентябре грибы пойдут – хочу походить по лесу, набрать на зиму.
Именно тогда он получил первый тумак от Андрамата. В голове вспыхнула искорка боли.
–Болтун – находка для шпиона. Спалишь меня!
–Но, может быть, не вернусь, поживу на даче.
У Николая закружилась голова. Он лег на диван и попытался прийти в себя:
–Так убить можно.
–Можно,– ответил грибной человечек.– Если узнают про космические станции, их уничтожат. Как я доберусь до родной планеты?
–Ты хочешь вернуться домой?
–Пока нет. Я еще не выполнил миссию на Земле.
–А какая твоя миссия?
–Улететь обратно.
Первого сентября студент первого курса Кошка пошел в Сколтех на линейку в честь начала учебного года. В ряды математического факультета влились два человека и инопланетянин. Первым в строю стоял сын министра образования Юрий Челдыш. Вторым – сын историка Николай. Третьим – инопланетянин Андрамат.
В колонны юридического построилось семьдесят мажоров во фраках. На курс советского менеджмента – стая веселых девушек. Николай с Андраматом осмотрели себя. Вид у обоих был не праздничный. Кошка пришел в нестираных шортах и многофункциональной футболке. Андрамат стоял в грязном скафандре.
–Ладно,– сказал инопланетянин,– не парься. Скоро закончится. Минута позора, зато потом свобода.
–Да,– согласился Николай.
–Это вы ко мне обращаетесь?– спросил Челдыш.
–Нет,– осторожно возразил Кошка.
–Будем знакомы. Я Юрий. У меня батя влюблен в математику. Он окончил Университет двадцать лет назад. А я на менеджера хотел. Говорю: «Там сложнее! Крутиться надо. У семьи должно быть развитие. Математика – отстой!»
Андрамат подпрыгнул от возмущения, а Николая подкосила острая боль в голове.
–Эй, там, наверху! Потише,– попросил Кошка.
–Ты прикольный. Что слушаешь?– поинтересовался Юра.
–Грибы,– автоматически ответил Николай, а после подумал, прилетит ему от Андрамата или нет.
–Классная группа. Я тоже.
Конфуз случился уже в первый учебный день, когда Николай появился в аудитории. Профессор по топонимике, узрев в зале лишь одного студента, приуныл. Сообщив Николаю, что в прошлом его предмет посещало в десятки раз больше молодых людей, он начал монотонно бубнить о теореме Пуанкаре. Андрамат внимательно следил за речью профессора и тем, что тот писал на доске. Николай спал с открытыми глазами. На двадцатой минуте инопланетянин не выдержал:
–Чушь собачья,– закричал он устами Николая.
Николай проснулся.
Профессор – сама интеллигентность – уступил кафедру Кошке, сев за парту:
–Что ж, насладимся вашей интерпретацией теоремы.
Дискуссия завязалась уже через три минуты. Кошка махал на теоретика грязной от мела тряпкой, доказывая правильность своих суждений.
Профессор, весь белый от пыли, сдался.
–Молодой человек, вы потомок Перельмана?
–Нет, Зевса!– гордо поднял голову Николай.
–Очень похоже. Но вывод, который вы показали, хотя я еще проверю, противоречит общепринятому мнению.
–Да. На вашей планете,– добавил от себя инопланетянин,– все ему противоречат.
–Скажите, что вы еще можете?
–Ну, могу про Ходжа-Зингинпункина,– ответил Андрамат, начав расписывать теорию Ходжа.
–Карету мне, карету!– простонал профессор, выбежав вон из аудитории.
Кошка посмотрел в расписание. Далее шли предметы: физкультура, история СССР, классическая литература.
–Ладно, это неинтересно. Пошли домой,– сказал инопланетянин.
Когда Николай вошел в лекционный зал на следующий день, аудитория была заполнена людьми. Вся ученая Москва в составе академиков, профессоров, доцентов ожидала его появления.
