–Вам кого?– спросил бодрый юношеский голос в телефоне.
–Мне Бориса Аркадьевича.
–Так папа умер… давно,– ответил погрустневший мальчик.
–Что же с ним случилось? Это Богли.
–Отравился рыбой фуго…
Эстом промычал неопределенные сожаления и повесил трубку. Завтра он точно никуда не пойдет, у него уважительная причина – отпуск. За это время Эстом подготовится. Единственный человек, способный защитить, утешить и наставить – на скользком и опасном пути,– отец. Папа всегда направлял в земной жизни, может, теперь поможет разобраться с прокуратурой. Оливер Богли, являясь потомственным руководителем, всю жизнь проработал на разных должностях в Кремле. Как дед, прадед и прапращуры. Потом внезапно принял монашеский постриг и ныне подвизался на духовной ниве в Свято-Преображенском монастыре. Эстом не сомневался, отец и там выполнял задание Кремля в должности настоятеля, изменив имя на отец Гермоген.
–К нему!– Богли бросился к выходу. В спешке споткнулся о ножку цветочной подставки, упал. Горшок с колючим растением свалился на него. Вымазав в земле рубашку, расцарапав шею, пнув посильнее цветок, Эстом пробежал секретарскую. Голова робота сменила цвет с зеленого на красный.
–Скоро вернусь. Пень механический!– зло крикнул чиновник. Голова робота вновь стала зеленой. Эстом остановился и цветочной подставкой снес тому пластиковый кумпол. Выбежал в коридор, нажал на брелке кнопку вызова яхты и, спустившись вниз, с ходу вскочил в причаливший транспорт.
–Куда?
–В монастырь на Валаам. Набери отца Гермогена.
Оливер поднял трубку сразу, голос был весел и бодр, хотя возраст папы клонился к ста годам.
–Да, сын мой! Рад слышать.
–Папа, я сейчас к тебе. Детали при встрече.
–Хорошо, буду ждать.
Лететь до обители неблизко. За Москвой погода менялась на серо-дождливую. Тучи заволокли небо. Сильный ветер подтормаживал полет. Но через час или полтора, заложив излюбленный вираж, яхта села перед центральным Преображенским собором. Отец ждал, наблюдая за площадью через окно кельи. Стоило Эстому выбраться из судна, Оливер вышел из братского корпуса встретить его.
–Благослови, Владыко,– поздоровался сын.
–Бог благословит,– ответствовал отец, перекрестив собранные в чашу ладони Богли. Обратив внимание на грязную одежду и кровь сына, спросил: – Тебя били?
–Нет, собираются.– Эстом рассказал о письме из Прокуратуры.
–О-хо-хо, не буди лихо, пока оно тихо,– покачал седой главой отец Гермоген.– Я скажу, что знаю. Прокуратура – карательный орган СССР. Прокураторы – стражи Закона, потомственные воины. Места там передаются из поколения в поколение. Как и у нас в Кремле. По слухам, это каста сикхов – опричников, чекистов – Хранителей Святой Руси и Домостроя. Говорят, при Дмитрии Долгоруком или Иване Грозном они сменили чалму Моголов на корону Москвы. Может, вообще с ордой пришли. Более закрытой инстанции в Империи нет. Письмо – плохой знак, а явиться послезавтра, так хуже некуда. Теперь расскажи мне о своих коммерческих тайнах подробнее.
Сын вздохнул. Кратко он поведал о перепродаже кофе и чая по государственным контрактам и тому подобном – на чем получал значительный доход.
–Да уж,– удивился размаху бизнеса отец Гермоген.– Какая сумма сделок проходила через тебя?
Богли назвал.
–Хищения особо крупных размеров. Сколько ни прячь нажитое, оно всплывет. Г… не тонет, учитывая развитие электронного контроля. Раскаиваешься ли в делах своих?
–Не знаю, что сказать.
–Говори – раскаиваюсь.
–Раскаиваюсь.
–Обещаешь не грешить.
Богли с изумлением смотрел на отца.
–Скажи «обещаю»,– подсказал Оливер-Гермоген.
–Обещаю.
–Отпускаются тебе грехи твои. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Исполнишь епитимью – пятьдесят поклонов.
–Хорошо, святой отец.
Богли склонил голову, отец Гермоген перекрестил его.
–Это формальности, но исполнять их надо. Самый большой формалист – Бог. Ибо все он дал в формах и буквах. А кто самый большой неформал? Тоже Бог – поеже доступны ему все формы. Цеховики предложили тебе заняться кофе с чаем?
–Да, откуда ты знаешь?
–Как у Бога источник жизни – Иисус, так в Москве источник черного нала – Цеховики и Кооператив, да ты и сам знаешь.
–Кто же мне поможет?
–Чудо.
–Ты серьезно? Я же две трети отдаю Бафомету.
–Осторожнее, сын мой, со словами в этих святых стенах. Все, что ты делаешь, ты делаешь для него. Чем лучше ты это делаешь, тем выше твой статус, тем больше твоя доля. Доля – плата за риск. Твои проблемы – это не проблемы Бафомета и Кооператива. Понял?
–Да. Но как бы взаимопомощь… братство.
–Ты можешь обратиться к Бафомету, сын мой, когда захочешь умереть. Только тогда. Проверено… не мной. Пойдем на трапезу. И, что бы ты ни думал, я давно не член Кооперации, худого мне не надо. О душе пора подумать,– он позвонил в колокольчик.
Вошел послушник.
–Сергий, распорядись об ужине в хоромах «Царских».
Настоятель командовал привычно, словно не покидал Кремль. Стол был накрыт на двоих в трапезной для чинов начальствующих.
–Ну, помолимся, поедим. Повторяй за мной – Отче наш, иже еси на небеси и на земли…
Сын покорно склонил голову.
–Ты давно причащался-то?
–Отец родной, я слова такого даже не знаю.
–Научу и слову сему. Останься на ночь. Утром на службе постоишь. Исповедуешься. Авось проблемы и уйдут.
–Не уйдут! Одна у меня дома сидит.
–Какая?
–Девушка.
–Так ты к старости жениться надумал? Ну, благослови тебя, Господи, дело хорошее, но трудное. Матери твоей семьи на пять лет хватило, потом исчезла. В загул ушла. Вся силиконовой стала. А была красивой девкой. Приезжала как-то, назад просилась. Так я теперь монах, взять старую обратно не могу, но она особо-то не изменилась. Сколько ж ей,– Отец Гермоген посчитал в уме,– да 86 лет. Что медицина нынче с бабами творит. Уму непостижимо. Или они с медициной. Ты-то мать видел?
–Да, видел. Деньги регулярно высылаю.
–Вот правильно. Как-никак мать.
За разговорами время пролетело незаметно. Отец отлучался только раз, минут на десять по своим надобностям. К глубокому вечеру Оливер отпустил сына, проводив до яхты.
–Ангела-хранителя тебе в дорогу. Поезжай. Да, я там выяснил кой-чего про Хищенкина О. К. Это не следователь, а кодовое обозначение статьи, по которой идет следствие,– хищение особо крупное. А сдал тебя Гелик, старая лиса. Гореть ему в аду. Свою шкуру спасал. Не переживай, станешь у меня послушником в огородах коз пасти. Келью подберу потеплее, поуютнее. Будешь как сыр в масле кататься.
