Работа с суперкомпьютером шла нелегко. Академик придерживался позиции – Пи деньги ел. Или пил – выпивал за счет заведения! Французы называют деньги – «жидкостью». Но как объяснить это высокопоставленным лицам?
Звонку Богли в Сколтех предшествовал разговор Эстома с президентом, в котором чиновник решил заранее продемонстрировать свои знания и участие в проекте «Кольцо», проспанное им в зимовьях Индии.
–Товарищ президент, предлагаю поехать посмотреть, что за чудо-юдо компьютер сделал Кондратьев. Как-никак, круглая дата: сто миллиардов рублей с момента начала работ.
–И то верно,– отвечал Волгин.– Я много раз слышал об этом устройстве, но, честно говоря, думал, его не существует. Мне говорили, вы учились у Кондратьева?
–Да, он был моим научным руководителем.
–Надеюсь, вы были талантливым студентом?
–Все студенты в нашей Империи талантливы,– ловко увернулся от вопроса Богли.
–Это верно, я, признаться, учился спустя рукава…– вздохнул президент.
–Вам это позволительно.
–Вы так думаете? Хотя действительно: в моем положении вспоминать былые хулиганства не стоит.
Волгин перестал расстраиваться по поводу студенческих оценок – в отличие от Богли, он был не злопамятен.
Никольский не достиг бы высокого положения, если бы не умел входить в обстоятельства сильных мира сего. Он без особых возражений взял на себя заботы по подготовке высокого визита. Ученый совет постановил, что для наглядности прогресса Пи выставят перед делегацией в виде русского старца протопопа Аввакума, символизируя преемственность национальной идеи – от Руси XVII века до СССР XXIII. Ведь куда интереснее увидеть компьютер гуманоидом, чем мигающим лампочками железом. Между строк читалось желание Кондратьева указать конкретное лицо, растратившее деньги. Голографический макет, созданный старшим научным сотрудником Игорем Челюскиным, явился на академический совет худым взлохмаченным старцем. На нем был холщовый балахон и лапти. В руках он держал суковатую палку. На левой ноге изысканно смотрелся смятый в гармошку чулок.
–М‐да,– вздохнул Кондратьев.– Ну и видок у прогресса! Что за гольф на конечности?
–Баг. Уберу,– извинился Челюскин.
Старец ходил по кругу:
–Мала ли беда, содомская сия скверна, во святилище сием содеяна?
–О чем ваш компьютерный образ, так сказать, туманно выражается?– спросил Никольский.
–Исправим. Перестарался. Завтра будет как новый,– пообещал Чел, задумавшись, как это сделать.
Кондратьев убавил громкость звука ругающегося Аввакума.
–Ну, какие будут предложения? Башковитые, высказывайте.
Любомудры молчали.
–Значит, спросим у Старца.
Аввакум посмотрел на Кондратьева. Тот включил звук.
–Отче Аввакум! Как бы нам с вами встретить президента СССР?
–Бесчестие сие и вечный позор не точию вам, мудрыя, но всему государству будет,– ответил Пи.
–Похоже, пророчество сбудется…– Кондратьев выключил звук.– Но, может, это будет интересно. Главное, ведь что?– Кондратьев посмотрел на Никольского.
–Что?
–Что я здесь абсолютно ни при чем.
Ученый секретарь поджал губы и строго оглядел озадаченного Чела.
Решили оставить все как есть: любой вариант представлялся сомнительным. По плану совета Старцу предлагалось отвечать на вопросы от руководства и сопровождающих лиц. В день визита огромное, распластанное, замаскированное под лес здание вычислительного центра Сколтеха внутренне преобразилось: у входа были вывешены разноцветные шарики и установлен транспарант «Слава Советской науке!». Три ветряных мельницы в русском стиле имитировали выработку электричества из энергии ветра. Лопасти мельницы крутились и в безветрие, оживляя пейзаж. Студентов и абитуриентов разогнали по домам. В десять утра Кондратьев с коллегами появился в главной зале квантового компьютера для проверки готовности. До прибытия высокого лица оставалось тридцать минут. Сеть подземных станций Империи Добра выстраивала квантовые цепочки кубитов, производя расчеты. Индикаторы красочно помигивали, производя впечатление на любого входившего в зал.
–Ну, подавайте сюда Старца!– скомандовал Петр Петрович.
–Есть!– ответил ответственный за Аввакума Чел.– Старца в матрицу. Сейчас подойдет.
–Кто?– спросил Кондратьев.
–Старец. Мы тестировали. Он ходил с палкой минут десять назад. Уже не ругался. Я с ним поговорил, настроил на позитив. Только он все Никона поминал. Спрашивал, за сколько Русь святую грекам продали…
–Не знаю, наверное, недорого. Ну, раз появлялся, подождем.
Однако Пророк Аввакум для беседы с президентом не явился.
Кондратьев прождал еще пять минут.
–Как такое может быть?– Академик нервно окинул взглядом собравшихся в машинном зале.– Сейчас здесь будет Волгин, еще черт знает кто, а где отче наш? Вы…– Кондратьев обратился к Никольскому.
–Я…– Ученый секретарь стоял, опустив руки в карманы, нарушая протокол и нервничая больше начальника.– Кто его знает, этот искусственный интеллект! Но если он здесь был, значит, все в порядке. Может, пошел покурить?
–Какой «покурить»? Мать вашу! Как он работает, где он работает, кто будет отвечать на вопрос о ста миллиардах? Он же до копеечки все знает, а мы нет.
Никольский молчал.
–Хорошо, что мы покажем?
К Кондратьеву подбежал завхоз Брынцалов. Он приподнялся на носках и прошептал в ухо:
–Это не моя идея, но если выхода нет…
Дальнейшие слова потерялись в гуле вычислительного центра.
–Идиоты!– только ответил Кондратьев.– Шулеры! Делайте…
В машинный зал вошли президент, Богли и сопровождающие лица. Там, где должен был быть голографический Пророк, стоял Брынцалов. «Искусственный интеллект», отворачивая глаза от делегации, сосредоточенно смотрел в пол и задумчиво чесал затылок. Он не представлял себе поведения древнерусского старца. Завхоз стоял почти голым – в черных семейных трусах, на левую ногу надет безразмерный мятый носок. Тело, местами покрытое растительностью, гладковыбритый в честь визита подбородок, редкие седые волосы гармонично окуривались холодными испарениями азота. Брынцалов сразу замерз, но держался молодцом.
Поприветствовав гостей, Кондратьев воодушевился, дал несколько комментариев относительно идеи придать суперкомпьютеру вид Старца.
–Очень аутентично,– заметил президент.– Ему можно задавать вопросы?
–Конечно. Задавайте,– весело вставил Богли.
–Сколько времени я проживу?– спросил Волгин, это единственное, что интересовало президента в Академии.
Никольский попросил Богли взять мазок изо рта президента, а затем вставил стикер со слюной в анализатор. Все посмотрели на Брынцалова.
