Скарлетт начала зарабатывать очень рано. Она лгала освоем возрасте ибралась залюбую работу, которая могла принести ей доллар-другой: работала впортовых барах, летом красила лодки, время отвремени помогала родителям Эшли всаду ибыла наподхвате уместных фермеров, которые приезжали посубботам нарынок. Все ради единственной цели: оплачивать уроки игры нагитаре иоднажды купить электрогитару, усилитель и, возможно, какую-нибудь одежду, которая будет ее собственной, ане ношенной мной. Все свои накопления Скарлетт хранила вржавой коробке из-под печенья, которая стояла наполке. Чтобы компенсировать мамину несправедливость, яждала, пока Скарлетт получит зарплату, иосторожно подкладывала половину своих карманных денег вее коробку. Скарлетт была неиз тех, кто ведет счет деньгам, иона никогда ничего незамечала. Кроме разве что одного раза. Войдя вкомнату, яувидела, какона сидит накровати, скрестив ноги, и, хмурясь, изучает содержимое коробки.
–Почему утебя такой вид? Что-то нетак?– осторожно поинтересоваласья.
–Здесь намного больше, чем ядумала.
–Ты, наверное, неправильно посчитала.
Скарлетт раздраженно покачала головой, нопотом ее лицо просветлело, и, несмотря натемную подводку вокруг глаз ичерную кожаную куртку, уставилась наменя ссовершенно детским восторгом.
–Может, мама подложила тайком,– снадеждой предположилаона.
Я нестала ее разубеждать.
Кактолько Скарлетт удалось собрать необходимую сумму, она купила себе электрогитару, которую заприметила еще полтора года назад водном измагазинчиков вПровиденсе. Опробовав гитару, Скарлетт пообещала вернуться заней. Стех пор она рассказывала мне обэтой гитаре каждый день, называя «Звездой» ивспоминая оней снежностью, какоребенке, который вскоре станет частью семьи. Одним субботним утром мы сели вавтобус доПровиденса. Это был один изредких случаев, когда явидела Скарлетт напуганной иливстревоженной. Она почти все время молчала, ее большие глаза сосредоточенно смотрели напейзаж, проносившийся заокном. Она вела себя так, словно готовилась квстрече слюбовью всей жизни.
Владелец магазина прекрасно помнил мою сестру.
–Значит, ты вернулась затой гитарой?– спросил он сдобродушной улыбкой.
–Да. Выже ее непродали?
Он рассмеялся иушел вподсобку. Внезапно Скарлетт схватила меня заруку икрепко сжала. Казалось, ее переполняли эмоции, как, например, когда оказываешься насамой вершине американских горок илиготовишься пойти калтарю вдень свадьбы.
Владелец магазина вернулся сгитарой. Она была темно-синей, блестела, какрождественский шар, апод струнами унее мерцали серебристые стразы. Каксейчас вижу Скарлетт втот момент. Она была уже неребенком, ноеще невзрослой женщиной, иказалась очень хрупкой всвоей огромной кожаной куртке. Она была похожа наворобья. Наее лице застыло выражение застенчивости ипочтения– совсем кактогда, когда она впервые прикоснулась кпианино вмузыкальном классе. Первые несколько секунд она недвигалась. Потом отпустила меня, сбесконечной нежностью взяла гитару ивытянула перед собой. Владелец магазина молча наблюдал заней, скрестив руки нагруди. Его мягкая улыбка странно сочеталась свнешностью закоренелого байкера: выбритыми висками идлинными седыми волосами, собранными вхвост.
–Ну что?– заинтригованно спросила япосле долгого молчания.– Она тебе все еще нравится?
Скарлетт осторожно кивнула, апотом недовольно скривила губы.
–Что случилось?
–Я ошиблась,– ответила она.– Это неЗвезда. Ее зовут Феникс.
Владелец магазина подарил Скарлетт ремень слеопардовым принтом, чтобы повесить гитару наплечо, потом мы сели наавтобус ипоехали обратно вКвинстаун. Новенький усилитель лежал уСкарлетт вногах, аФеникс, которую она обнимала свидом матери, покинувшей роддом,– наколенях.
Стех пор ее классическая гитара, бедняжка Гамильтон, пылилась подкроватью. Когда вследующий раз мы пошли вшколу, Скарлетт вывесила надоске объявлений листовку, там говорилось, что Скарлетт набирает музыкантов ксебе вгруппу иособенно ждет ударников ибас-гитаристов.
Всю субботу вгараже проходили прослушивания. Простые смертные, равнодушные ккрасоте экспериментальной музыки, воспринимали эти звуки какневыносимую какофонию, которая продолжалась сдевяти утра довосьми вечера. Мама разозлилась из-за того, что неможет работать, ипосадила Скарлетт поддомашний арест досамого совершеннолетия, ая, невсилах больше терпеть шум, села навелосипед ипоехала напляж.
Ярко светило солнце. Яне додумалась взять купальник ивесь день сидела навыложенном камнем парапете, угрюмо наблюдая затем, каккупающиеся резвятся всияющих волнах, адети строят замки между разложенными напеске полосатыми полотенцами. Тогда явпервые почувствовала ностальгию подетству. Потому что поняла: Скарлетт скоро уйдет. Скоро она оставит меня. Ябольше несомневалась, что моей сестре, вотличие отменя, суждено стать звездой ичто рядом сней ябуду актером второго плана, призванным подчеркнуть ее талант. Досих пор яникогда незадумывалась отом, что это значит, ипоразилась очевидной мысли, которая пришла комне впервые: Скарлетт будет путешествовать помиру сгастролями, ая останусь вКвинстауне. Она выйдет замуж заЛиама Галлахера ибудет мелькать втелевизоре, ая выйду замуж закакого-нибудь парня пососедству, друга детства илишкольного приятеля и, скорее всего, стану переводчиком, какмама. Мои дети будут ездить натомже желтом школьном автобусе втуже школу, вкоторую ездилая. Повоскресеньям ябуду печь яблочный пирог, аглавным развлечением моей семьи будет выбираться вгавань раз вмесяц исъедать пороллу сомарами. Явспомнила большой деревянный дом сбашней иверандой, который Скарлетт нарисовала несколько лет назад, когда мы сидели вэтом самом кафе. Правдали она построит его, когда разбогатеет? Нозачем возвращаться сюда, когда можно жить вНью-Йорке, Париже илиСиднее? Разве Скарлетт будет скучать погорячему шоколаду, который подают в«Пляжном кафе», если сможет выпить горячий шоколад взнаменитом «Кафе де ля Пэ» вПариже?
Я вернулась домой подавленная иобгоревшая. Скарлетт чуть непрыгала отрадости: она выбрала длясвоей группы троих музыкантов– ударника, бас-гитариста ипрофессионального клавишника. Она даже придумала название: «Синий Феникс». Ее глаза блестели отвозбуждения иэнтузиазма, какивсегда, когда происходило что-то волнительное, аголос икаждый жест были пропитаны энергией. Музыка придавала Скарлетт харизму. Когда Скарлетт неиграла ине разговаривала, то (несмотря накосметику, волосы, которые меняли цвет каждую неделю, ирваные нейлоновые колготки, выглядывающие из-под выцветших джинсовых шорт) выглядела довольно неприметно, ктомуже сутулилась отпостоянного сидения сгитарой. Ноот музыки вглазах Скарлетт загорался свет, налице появлялась улыбка, имоя сестренка преображалась какпо мановению волшебной палочки: становилась пленительной, притягательной изатмевала всех вокруг.
–Представляешь?– спросила она вечером иупала накровать, раскинув руки.– Уменя будет своя группа! Как«Оазис».
Я сидела застолом ипритворилась, что читаю учебник пофранцузской грамматике. Скарлетт видела только мою спину.
